огрубевшую от рукояти меча и конских поводьев руку, которая только что ласково коснулась ее щеки.
Потом Филип Майсгрейв собрался идти, сообщив, когда ей следует прибыть к нему. Неожиданно для епископа и себя самой Анна вызвалась ему посветить и сопровождала рыцаря до тех пор, пока он не вскочил в седло во дворе и… не скрылся под аркой ворот.
Она даже не почувствовала, как епископ, неслышно приблизившись, осторожно коснулся ее плеча.
Анна вздрогнула.
– Вы готовы отпустить меня с этим рыцарем, дядюшка?
Епископ взял из ее рук факел.
– Он честный человек, а в наше полное лжи и коварства время это много значит. К тому же у меня нет иного выхода. Как бы ловко я ни прятал тебя, вокруг полно предателей, готовых в любую секунду отдать тебя Йоркам… Оставить тебя здесь нет никакой возможности…
Анна зябко поежилась. Считанные дни оставалось ей провести подле родного человека, чтобы затем вверить свою душу и тело сэру Филипу Майсгрейву.
Воистину пути твои неисповедимы, Господи…
8. Поздним вечером
Филип Майсгрейв неторопливо ехал по ночному городу, перебирая поводья. Конь ступал шагом. Было тихо, лишь слышались щелчки падающих с крыш капель да хлюпала грязь под копытами. В воздухе висела сырая сумрачная мгла. Только кое-где масляный фонарь выхватывал вывеску лавчонки или ступени дома богатого горожанина.
Откуда-то со стороны донеслось бряцание оружия. Расталкивая мглу копотным светом факелов, прошла городская стража, нараспев повторяя одно и то же:
– Стража идет! Все спокойно. Почивайте с миром!
Филип попридержал лошадь, пропуская cтражу, а затем, свернув за угол, оказался у своего дома. Это было высокое, гладко оштукатуренное строение, украшенное резьбой на дубовых рамах, с покатой черепичной крышей. Массивные ворота вели во внутренний двор. Створки их были слегка приоткрыты, рядом с воротами стоял пожилой коренастый слуга, поджидая хозяина. Чтобы скоротать время, он наигрывал что-то на пастушьей свирели.
Спрыгнув с седла, Филип бросил ему поводья.
– Надеюсь, леди Мод уже уснула, Бен? – спросил рыцарь.
– Нет. Служанки уговаривали ее лечь, но она заявила, что не отойдет ко сну, пока не прибудете вы, сэр Филип.
При свете небольшого фонаря Бен видел, что господин хмурится.
– Хорошо, что мы вскоре едем. Весь этот женский визг! Сил нет.
– Ты не должен так говорить о моей супруге, дружище, – заметил рыцарь.
– Как угодно, хозяин. Но я знал вас еще мальчонкой, и никогда вы не выглядели таким озабоченным, как в последний год.
– Это уж мое дело, – сухо бросил рыцарь, проходя мимо.
Дом был богат и уютен. Чисто выметенные дубовые полы, на беленых стенах висели в ряд оружие и начищенные миски. Лестница из мореного полированного дуба вела наверх, а у каждой двери горел небольшой медный светильник.
Приподняв тяжелую портьеру, Филип ступил в просторную комнату, стены которой были завешены гобеленами, а пол устлан тростником и аиром. Здесь было тепло. Филип сбросил плащ и приблизился к высокому креслу, где, откинувшись, спала, не дождавшись супруга, леди Мод Майсгрейв. Рыцарь немного постоял, глядя на нее. Губы Мод приоткрылись, на лбу и переносице блестели бисеринки пота. Дышала она ровно и глубоко.
Он никогда не любил ее. Леди Мод он получил как ценную вещь, из тех, что дарят вассалам за преданную службу. Если взглянуть иначе – Элизабет уплатила выкуп за свою измену. И это было бесконечно унизительно. Возможно, поэтому он с первого дня испытывал глухую неприязнь к Мод, которая, несомненно, заслуживала лучшего отношения. Если поначалу Мод стремилась почаще напоминать мужу, что она из Перси, могучих властителей Пограничья, была надменна и капризна, то позднее ее чувство к мужу переросло в любовь столь страстную, что порой Филип с сожалением вспоминал об их прежних натянутых отношениях. Он не мог полюбить Мод, и она его бесконечно раздражала своим слепым обожанием. Он старался быть с нею помягче, но все же по любому поводу торопился покинуть дом, скрыться от Мод. Даже когда он узнал, что она ждет ребенка, это не произвело на него глубокого впечатления. Филип видел, что Мод мучается, испытывал к ней жалость и сострадание, но не более того. Его бесили ее слезы, ее ласки, ее неотвязное внимание, а в последнее время и ее ревность. Дошло до того, что она стала посылать служанок шпионить за ним.
Вздохнув, Филип оглядел комнату. С тех пор как Мод Перси стала его женой, он был окружен непозволительной роскошью. Он вынужден был купить этот дом и обставить его с ужасающей расточительностью. Затем, заложив часть земель, полученных в приданое, он смог привести в порядок свой фамильный Нейуорт-холл, сильно пострадавший от набегов северян, да и то лишь отчасти. Но сама перестройка замка дала ему возможность подолгу отлучаться из дома…
Филип с удовольствием жил бы по-прежнему в своем пограничном замке, охотился на холмах, осушал болота и засевал их ячменем и рожью, вершил бы суд среди своих вилланов. Но то время минуло. Его светлая звезда, Элизабет, поднялась на столь недосягаемую высоту, что не осталось никакой надежды вернуть старое.
Филип наклонился и коснулся плеча жены.
– Ты бы шла к себе, Мод.
Она моментально проснулась. Жадно схватив его руку, осыпала ее поцелуями.
– Что ты, Мод, – сказал он, осторожно отнимая руку. – Успокойся. Уже поздно. Иди спать.
– Я так ждала тебя, – она потянулась и обняла его.
Ростом она была гораздо ниже мужа, и, чтобы поцеловать его, ей пришлось встать на носки и притянуть к себе его голову.
– Я прикажу подать ужин.
– Благодарю, не стоит. Я был у его преосвященства епископа Йоркского, и он меня отменно попотчевал.
– Но я велела приготовить блюдо из оленьих языков во французском вине на меду. Их разогреют и мигом подадут.
Филип пожал плечами.
– Ради Бога, Мод. Я вовсе не хочу есть.
– Но, Филип, мне так хочется. Прошу тебя!
– Мод, я совершенно сыт.
Услышав нетерпение в голосе мужа, леди Мод сердито прищурилась:
– Я не верю тебе. С какой стати епископу засиживаться с тобой допоздна? Здесь замешана дама!
– Оставь эти глупости.
– Я чувствую, я знаю!
– Мод, успокойся.
– О, я несчастная! – Леди Мод уже рыдала. – Святая Дева и ангелы небесные! За что мне посланы такие муки, когда за любовь и преданность мне платят изменой и ложью! Я ношу под сердцем твое дитя, Филип! Опомнись!
Она заламывала руки, лицо ее залили слезы.
– Ты уже много ночей пренебрегаешь мною, ты забыл, что я твоя жена перед Богом и людьми.
– Мод, ты разбудишь слуг.
– Плевать! Пусть все знают, как поступает с женщиной из рода Перси какой-то ничтожный Майсгрейв, с которым ее случайно связала судьба!
Филип застыл у камина, скрестив руки на груди. Утешать сейчас Мод – все равно что подливать масла в огонь. Овладев собой, он невозмутимо глядел на язычки пламени, перебегавшие по еловым поленьям.
Мод наконец взглянула на мужа. Его точеный красивый профиль, освещенный светом камина, отчетливо выступал на фоне темной комнаты. Роскошные кудри мягко ложились на виски и плечи.
