Однако заверяю тебя, что в случае высадки здесь небольшого числа интервентов во главе с небезызвестным Делателем Королей мы в состоянии достойно встретить его и готовы пойти с оным графом на соглашение ради блага Англии и процветания достославного дома Йорков…»
Все, однако, вышло не так. В то время как король беспечно насмехался над посланниками Карла Бургундского и со дня на день ждал добрых вестей от «названого отца», Уорвик готовил в Англии условия для высадки своих войск. Его люди проникали в графства, недовольные политикой короля, подбивая феодалов к восстанию, а сам он вербовал и обучал в это время на континенте наемников, вел переговоры с Людовиком Французским о льготах, которые он предоставит Англии в отношениях с Францией, и о совместном выступлении против общего врага – Карла Бургундского.
Когда все было готово, северные феодалы по приказу Уорвика подняли мятеж. Король, слывший удачливым полководцем, решил, что легко разделается с восставшими, и под звуки фанфар и колыхание знамен двинулся в Йоркшир, откуда поступали тревожные вести. Однако при его приближении восставшие, не принимая боя, стали отступать к границе, увлекая войска короля все дальше на север, и Эдуард неожиданно понял, что все это – тщательно спланированный маневр и восстание послужило лишь для того, чтобы выманить его из столицы.
Король велел прекратить преследование, решив на следующий же день спешно возвратиться в Лондон. Он был взволнован, но все еще надеялся на флот Карла Смелого, который был столь силен, что никто не решался ему противостоять. Но Эдуард не знал, что то, чего он так опасался, уже свершилось, и фортуна отвернулась от него, своего баловня, отдав предпочтение его врагу.
Теперь все благоприятствовало Уорвику. Казалось, сами небеса за него. Страшная буря разметала суда Карла Бургундского, отбросив одни к Шотландии, а другие к голландским берегам. Пролив оказался свободен, и вместе со свежим попутным ветром корабли Уорвика наконец-то отчалили от берегов Франции.
То, чего так долго ждали, свершилось. Едва Уорвик высадился в Англии, к нему стали стекаться сторонники. Кент, Девон, Сомерсетшир восстали и призвали графа, объявив, что не подчиняются более Эдуарду Йорку, а желают иметь королем Ланкастера. Отовсюду к Делателю Королей стекались войска, сплошь и рядом люди прикалывали к груди алую розу, повсеместно расправлялись с чиновниками Йорков, и вдоль всей дороги, ведущей к Лондону, Уорвика приветствовали вопящие толпы, а за ними маячили силуэты виселиц, на которых раскачивались тела йоркистов.
Когда основные силы Уорвика приближались к столице, городские советники попытались организовать отпор, но их действия, лишенные четкого плана, оказались парализованными мятежом, поднятым агентами Уорвика. Толпы горожан и оборванцев запрудили улицы столицы, ввязывались в стычки с солдатами Эдуарда, поджигали дома йоркистов, а заодно разделывались и с ненавистными фламандцами. По улицам потекла кровь. Городские нищие занялись грабежом, и в час полнейшей неразберихи Уорвик во главе войска вступил в город. Его восторженно приветствовали, но граф, видя, в каком состоянии столица, тут же вместе с городским ополчением занялся подавлением мятежа.
И едва только сняли с балок домов и деревьев тела повешенных и потушили пожары, в Лондоне начался праздник. Уорвик остался верен себе, и его щедрость не знала границ. На улицах жарили бычьи туши, откупоривали бочонки с превосходным вином, гремела музыка, а сам граф поспешил в Тауэр, дабы освободить Генриха VI Ланкастера.
Короля-узника приветствовали восторженным «ура». Память толпы коротка, и все уже забыли о том, что именно при попустительстве этого слабодушного правителя страну грабили жадные временщики, что именно при нем вспыхнула война Роз, что он был душевно нездоров, а порой впадал в полное помешательство. Сейчас толковали лишь о том, что он сын славного Генриха V, стяжавшего Англии славу в Столетней войне, и что король-узник богобоязнен и добр. В эти минуты его любили и почитали так же, как и стоявшего рядом с ним Уорвика, и, когда граф при огромном стечении народа опустился перед королем на колени и во весь голос произнес вассальную присягу, толпа взорвалась радостными кликами и множество колпаков взлетело в воздух, в лазурное небо, на котором, словно по волшебству, впервые за последние месяцы засияло солнце.
Никто не мог и заподозрить, что именно в это время Уорвик отдал приказ схватить королеву Элизабет, и лишь вмешательство ее младшего брата, Джона Вудвиля, спасло ее. Пока Делатель Королей праздновал свой триумф, юный Вудвиль успел тайно доставить свою беременную сестру с малюткой-дочерью и сыновьями от первого брака в Вестминстерское аббатство, где она обрела убежище и покровительство церкви.
Однако сам Джон Вудвиль попал в руки Уорвика. Этот юноша слыл самым жадным из алчной родни королевы и самым жестоким. В народе его прозвали «мясник». Поэтому толпа пела и веселилась, когда после страшных пыток он был казнен и его отрубленная голова выставлена на пике у въезда на Лондонский мост как наглядное свидетельство того, что Уорвик ничего не простил Йоркам и готов расправиться с каждым из них.
На следующий день собрался парламент, который вновь возвел Генриха VI на трон, а Эдуарда объявил узурпатором, незаконным сыном герцога Ричарда Йорка и осудил его за то, что он в нарушение всех обычаев обвенчался с Элизабет Грэй. В этом последнем пункте обвинения проявилась личная обида Уорвика, мстящего за оскорбление, нанесенное его дочери. Он объявил в парламенте, что незамедлительно отправится сражаться с узурпатором Эдуардом Йорком и не будет считать свою миссию завершенной до тех пор, пока в Англии не останется лишь один государь.
А что же Эдуард? О постигших его бедах он узнал лишь на подступах к Ноттингему. Новость была сокрушительной: Уорвик – в Лондоне, народ и парламент признали Генриха Ланкастера законным королем, а войска отреклись от него, принеся новую присягу. В полной растерянности Эдуард оглядывал ряды своих сподвижников.
– Милорды… Видит Бог…
Он не находил слов, и самые преданные отводили взгляд. Лишь один из них смотрел ему прямо в лицо, и в его глазах читался вызов. Это были зеленые, чуть раскосые глаза младшего брата Делателя Королей.
– Лорд Монтегю… Сэр Джон! Вы принесли священную клятву… Наши дети помолвлены. Могу ли я рассчитывать на вас?
– О, мой король!.. – Монтегю низко склонился. Этот ответ, не означавший ничего определенного, озадачил короля, но он не стал настаивать, а лишь повторил:
– Помните же, сэр Джон! Принцесса Элизабет все еще наследница английской короны и невеста вашего сына.
Монтегю вторично поклонился.
В это время вперед выступил лорд Гастингс, ровесник и друг короля.
– Ваше величество, я думаю, нам предстоит бой с проклятым Невилем. Поэтому позвольте мне отправиться в Глостершир к вашему брату за подкреплением.
Эдуард печально усмехнулся:
– И ты, Гастингс, друг мой, покидаешь меня…
– О, мой господин! Я делаю то, что сейчас наиболее насущно. Я уверен, что герцог приведет с собой свежие силы и мы сможем дать бой Медведю.
Эдуард сжал пальцами виски, потом резко вскинул голову.
– Да, Гастингс, ты прав. Мы дадим Невилю бой. Ты отправишься к Дику и приведешь его. Мы с ним скверно расстались, но он неглуп и сам поймет, что сейчас не время сводить счеты. Каков бы он ни был, Дик, он не оставит меня.
Потом он обратился к брату королевы:
– Граф Риверс! Вы будете нашим послом и без промедления поедете навстречу Уорвику, дабы договориться с ним о месте и времени битвы. Передайте ему мой вызов.
И он протянул Риверсу перчатку. Тот, нерешительно шагнув вперед, принял ее. Ни для кого не было секретом, что этот брат Элизабет Вудвиль, не взирая на богатырское сложение, не отличался особой отвагой. Видимо, подумал об этом и Эдуард, глядя, как смущенно теребит королевскую перчатку шурин. Но менять свое решение он не стал.
– Ну же, сэр Энтони! Я доверяю вам вести переговоры. Ступайте и помните, что кровь вашего младшего брата Джона вопиет об отмщении. А теперь, милорды, я полагаю, нам следует стать лагерем и сделать
