— Мы застали этих ублюдков врасплох, пока они дрыхли, сэр. Наши парни были уже у второй траншеи, а бантаги так и не поняли, что происходит. Они бегут, сэр. Дьявол, они улепетывают во все лопатки!
Довольно ухмыльнувшись, Марк выпустил рукав сержанта, который, расталкивая мешающих ему пехотинцев, начал громко созывать солдат своего подразделения, приказывая им вновь садиться в седла.
Марк последовал за ним и вскоре увидел офицеров своего штаба. Взлетев на коня, римлянин поскакал вперед, пробивая путь в толпе пеших солдат. Донесения, доставляемые гонцами на взмыленных лошадях, прибывали каждую минуту. 2-я дивизия 6-го корпуса прорвалась к самому краю леса, и бантаги продолжают отступать.
— Хвалам богам, что Гаарк стянул все свои резервы к центру, — с дрожью в голосе воскликнул Марк. На душе у бывшего консула заметно полегчало — все это время его мучила мысль о том, что самоубийственная атака Винсента могла оказаться бесполезной.
Марк вырвался из потока пехоты на несколько сотен ярдов вперед, и вдруг его внимание привлекли раздававшиеся неподалеку крики и ругань. Преодолев невысокий, заросший кустами холм, он оказался на узкой дороге. Один из его солдат, завидев фигуру всадника, торопливо вскинул к плечу карабин, но тут же почтительно опустил его дулом вниз.
— Прошу прощения, сэр, мы только что имели стычку с отрядом этих тварей. — Говоривший повернул голову, и Марк увидел несколько десятков мертвых бантагов и людей, лежавших у обочины.
— Что с мостом?
Солдат махнул рукой вперед, и римлянин, пришпорив коня, галопом поскакал в указанном направлении, объехав встретившуюся ему на пути роту саперных войск. Солдаты бегом мчались вперед, волоча с собой грубо обтесанные доски. Посредине дороги катилась повозка, доверху груженная древесиной. Миновав ее, Марк вскоре добрался до того места, где узкая лесная тропа круто спускалась к заболоченной реке. Его пехотинцы, в заляпанных илом мундирах, уже успели захватить бантагские укрепления на том берегу.
Плотно сбитый лысый офицер, командовавший саперным полком, стоял у самой реки и, не выпуская изо рта сигары, осыпал отборнейшими английскими ругательствами своих людей, которые, находясь по горло в коричневой болотной воде, возились с понтонным судном в середине потока. Их товарищи тянули на берег якорные тросы, которые должны были удерживать понтон на месте. Не дожидаясь окончания работ, тридцать других саперов бросились в реку, таща на плечах тяжеленный дубовый брус. Вскоре передний конец продольной балки был уложен на планшир понтона, и прочный железный штырь, вбитый в заранее просверленное отверстие, намертво соединил обе части конструкции. Саперы, оставшиеся на берегу, схватились за стальные тросы, прикрепленные к заднему концу бруса, и, добежав до опушки, быстро примотали их к стволу ближайшего дерева.
Марк спешился и подошел к лысому офицеру, который, оборвав поток ругательств, вскинул руку к виску, приветствуя римлянина.
— Этот ручей шире, чем мне докладывали, — заявил он на ужасающе плохом русском.
— Сколько времени вам понадобится?
— Эй, вы, тупоголовые сукины дети, подтяните трос! Что варежки разинули, я к вам обращаюсь! — вдруг взревел офицер — Еще полчаса, сэр, мы справимся за полчаса, — произнес он, вновь повернувшись к Марку. — Будьте начеку, в лесах на том берегу осталось немало бантагов.
В подтверждение его слов тут же прозвучал винтовочный выстрел, и янки схватился за простреленную руку, матерясь еще громче.
Пехотинцы Марка на противоположном берегу открыли ответный огонь, несколько солдат бросились к месту, где скрывался вражеский снайпер, и через пару секунд изрешеченное пулями тело бантага покатилось вниз по крутому склону.
Придерживая раненую руку, офицер вернулся к работе, не обращая внимания на струившуюся кровь.
Марк бросил взгляд на узкую, раскисшую после дождей тропу, ведущую из леса к реке. Дорога была запружена повозками, груженными материалами для постройки моста; солдаты быстро вытаскивали из телег доски и укладывали их на болотистую почву, строя бревенчатую гать. Пехотинцы, выскакивая из леса по обе стороны от троны, прыгали в реку и вброд перебирались на ту сторону, держа над головами винтовки и сумки с патронами. Брешь, проделанная армией Республики в позициях бантагов, становилась все шире. Саперные части на дальнем берегу реки вовсю орудовали топорами, кирками и лопатами, расчищая дорогу наступающей пехоте.
Солдаты уложили на понтон вторую продольную балку, а через несколько минут от понтона к противоположному берегу потока были проложены еще два бруса. После этого саперы начали быстро укладывать поперек продольных балок дубовые доски из повозок, прибивая их к брусьям толстыми гвоздями.
На тропе показался отряд телеграфистов, которые вбивали металлические штыри в стволы растущих вдоль дороги деревьев. На концах штырей находились сделанные из стекла изоляторы; телеграфисты наматывали на них медный провод и двигались дальше. По всему лесу сновали гонцы, и каждое сообщение, которое они доставляли Марку, наполняло сердце римлянина надеждой и радостью. Прорыв расширялся, его пехота уже спустилась с холмов и добралась до открытой степи, встречая на своем пути лишь слабое сопротивление противника.
Связисты подсоединили телеграфный провод к батарее, и у Марка появилась возможность мгновенно получать известия из штаба 10-го корпуса и своего командного пункта у железной дороги. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, римлянин ждал, пока один из штабных офицеров переведет на латынь телеграмму из центра, принятую русским телеграфистом. Пока что все идет по плану. Артобстрел позиций Гаарка в центре продолжался, но запас боеприпасов уже подходил к концу. За каких-то двенадцать часов их батареи израсходовали почти четверть артиллерийских снарядов всей Республики, а десяти- и двадцатифунтовых снарядов на этом фронте практически не осталось.
— Сэр!
Оторвав глаза от телеграммы, Марк увидел перед собой офицера-янки с перекошенным от боли лицом.
— Мост готов, сэр. Начинайте переправу.
Продолжая дымить сигарой, инженер со вздохом осел на землю.
С криками и руганью возницы защелкали бичами, и телеги сдвинулись с места. На глазах у Марка первая повозка проехала по слегка осевшему под ее тяжестью понтонному мосту и очутилась на дальнем берегу, где ее встретили солдаты из саперных частей. Упершись ладонями в задок телеги, саперы быстро вкатили ее вверх по крутому склону. За первой повозкой последовала вторая, за ней третья, и вскоре на этом берегу реки не осталось ни одной телеги. Дорога была свободна.
Наконец Марк услышал, как приближаются машины, с которыми были связаны все его надежды на удачный исход операции. Воздух заметно потеплел, и висевший сплошной пеленой туман рассеялся на множество клочьев, сквозь которые проступили очертания приближающегося к реке черного монстра.
Броневик вкатился на бревенчатую гать; из трубы машины валил черный дым, а все шесть тяжелых железных колес издавали немилосердный скрип и лязг.
Марк с восхищением взирал на новое чудо Фергюсона. Броневик был меньше, чем те машины бантагов, что он видел. Как и в бантагских моделях, главная пушка броневика торчала из орудийного порта, который в перерывах между выстрелами можно было наглухо закрывать ставнем. В верхней части бронированной машины находилась круглая башенка, ее орудийный порт был прикрыт брезентом. Когда броневик медленно проезжал мимо Марка, командир машины, сидевший прямо на верхней башенке, почтительно отсалютовал римлянину. На боку железного чудища кириллическими буквами была выведена надпись: «Святой Мэлади». Люк в передней части броневика был распахнут настежь, и из него выглядывал водитель машины. В глазах суздальца, прикованных к понтонному мосту, читалась тревога.
Броневик покатил вниз по склону к реке, и все наблюдавшие за его спуском словно окаменели. Когда бронированная машина въехала на первые доски моста, уложенные на берегу, вся конструкция протестующе застонала и зашаталась. На какое-то мгновение Марку показалось, что тросы, крепившие мост
