быть твердым, как кремень.
Битва произошла на открытой низменности у ручья. Вопреки ожиданиям Маргариты Анжуйской ланкастерцы были вновь наголову разбиты, войско их смешалось в беспорядке, и многие кинулись бежать. Йоркисты настигали их и резали, как скот, ибо Эдуард Йорк, как и в битве при Барнете, не велел щадить ни рыцарей, ни солдат, ни обозных мужиков. С тех пор за этим местом закрепилось название Кровавый Луг.
После битвы король Эдуард в окружении братьев и военачальников пировал в шатре, когда его люди ввели связанного и окровавленного принца Эдуарда Уэльского.
– Что привело тебя, мальчишка, французский прихвостень, в Англию? – заплетая языком во хмелю, спросил король.
Принц Уэльский чуть повел плечами и ответил с достоинством истинного наследника трона. Если бы Маргарита могла сейчас видеть своего сына, она могла бы им по праву гордиться. Ни тени слабости не выказал этот юноша перед лицом врага. Голос его был тверд.
– Я прибыл на эту землю, чтобы вернуть корону своему отцу – законному властителю Генриху VI, корону, унаследованную им от отца и деда, королей Англии.
Он держался настолько надменно и невозмутимо, что изрядно охмелевших победителей охватила слепая ярость. Толковать было больше не о чем, и несчастного принца буквально искромсали ножами и кинжалами. Когда его тело вышвырнули из шатра, стоявшего у входа стражника едва не вывернуло наизнанку.
На другой день стало известно, что часть ланкастерцев укрылась в аббатстве в городке Тьюксбери, и король отправил младшего брата, Ричарда Глостера, покончить с беглецами. Когда этот горбатый, но воинственный юноша приблизился к обители, сам настоятель вышел к нему на– встречу, умоляя пощадить несчастных. Но Глостер после вчерашней пирушки чувствовал себя неважно и поэтому, не став слушать старика, заявил, что у аббатства нет прав убежища и он, как констебль Англии, требует выдачи беглецов. Утром следующего дня всех ланкастерцев казнили на рыночной площади в Тьюксбери.
Минуло не много дней, и в одном из уединенных монастырей ярый приверженец Эдуарда IV сэр Уильям Стэнли обнаружил скрывающуюся королеву Маргариту. Он повел себя с ней как мужлан, и, не щадя чувств матери, выложил ей всю страшную правду о кончине сына Эдуарда. С этой минуты королева перестала отвечать на вопросы и больше не проронила ни звука. Солдаты грубо пинали ее, королеву, посадили в седло по-мужски на старую хромую клячу, связав ноги под брюхом животного, и в таком виде сэр Уильям как военный трофей доставил ее в Тьюксбери.
У ворот города ей навстречу выехали все три брата Йорка – Эдуард, Джордж и Ричард. В пышных облачениях, на великолепных конях под богатыми попонами они, хохоча, глазели на эту втоптанную ими в грязь женщину. В этот миг Маргарита Анжуйская подняла голову и, протянув к ним связанные в запястьях руки, прокляла торжествующих Йорков:
– Да следуют за вами дурные предзнаменования! Да поразят вас болезни, горе и тоска! Живите среди лжи и предательств, и пусть вас обманут те, кому вы доверитесь! Дай вам Бог испытать раскаяние, когда будет поздно каяться, и пусть ваше потомство, как и мой сын, сгинет до срока! Будьте долговечней своей удачи и своих близких, познайте ужас и отчаяние, и пусть вас постигнет злая смерть!
Ее слова прервал смех Эдуарда. Он раскатисто хохотал, обнажая ряд ровных красивых зубов.
– Что ж, змея, теперь, когда у тебя вырвали жало, попробуй ужалить, если сможешь!
И, дав шпоры коню, он пронесся мимо, обдав плененную королеву пылью и комьями земли.
Победа под Тьюксбери в Глостершире, казалось, была окончательной: один за другим прибывали к королю Эдуарду IV дворяне, представители городов и духовенства с изъявлением покорности. Распустив большую часть армии, Эдуард отправился в Ковентри, где между празднествами и пирами щедро раздавались хартии о помиловании, ибо теперь он смягчился и больше не помышлял о мести.
Именно в это время в графстве Кент разразилось восстание, которое угрожало столице и остававшейся там королевской семье. Прискакавший от мэра Лондона гонец требовал не медля ни минуты прийти на помощь и защитить королеву Элизабет.
Мятеж поднял двоюродный брат Делателя Королей – лорд Фокенберг по прозванию Бешеный Бастард. С сильными, отлично вооруженными отрядами он двинулся на Лондон, где в Тауэре томился последний король из рода Ланкастеров Генрих. И пусть несчастный монарх был почти безумен, но, если его освободить из темницы, еще не ясно, на чьей стороне окажется народ и не соберутся ли опять опальные ланкастерцы вокруг своего короля.
Эдуард, словно обезумев, помчался в Лондон. Он неотступно думал о пленном короле, о своей супруге и наследнике престола, которых оставил в столице, и ему едва ли не становилось дурно, когда он представлял Элизабет в лапах Бешеного Бастарда. Ведь в столице распоряжался один лишь брат королевы, граф Риверс, а этот человек был не из тех, кто смог бы достойно противостоять лорду Фокенбергу.
Однако, когда Эдуард был уже у стен Лондона, мятеж Фокенберга угас. Лондонцы, чья преданность Эдуарду неоднократно подтверждалась, смогли отстоять столицу и тогда, когда Фокенберг рвался через Лондонский мост, на котором сжег все дома и лавки, и когда он пытался войти в Сити через Олдгейтские ворота.
Эдуард вернулся в Лондон, но покоя в его душе больше не было. Он осознал – покуда жив последний из вождей партии Алой Розы, Генрих VI Ланкастер, он не может позволить себе благодушия. Ведь существовал и мятежный Север, где сторонники Делателя Королей составляли сильные партии, рядом бурлил взбудораженный Кент, где все еще носился Бешеный Фокенберг, на свободе оставались Джон де Вер, граф Оксфорд, бежавший к французскому королю Людовику XI, заклятому врагу Эдуарда, и граф Пэмброк, также бежавший во Францию, прихватив с собой племянника, сына Маргариты Бофор – Генриха Тюдора. Вместе они составляли грозную силу, и Эдуард Йорк, однажды на время уже лишившийся престола, не хотел повторять старых ошибок.
Стояла глухая ночь. Бодрствуя, король задумчиво расхаживал по огромным помещениям древнего Вестминстер-холла. Его шаги гулко отдавались в пустоте. От деревянных резных перекрытий под сводчатым потолком слабо доносился запах свежего лака. В дальних концах здания горело по факелу, посредине же царил полный мрак. Слабо скрипнула дверь, король от неожиданности вздрогнул, но тотчас облегченно вздохнул, узнав на стене горбатую тень Ричарда.
– Это ты, Дик?
Между королем и его младшим братом установились в последнее время очень короткие отношения. Нет, что греха таить, бывали времена, когда между братьями пробегала черная кошка. Бывало и так, что король отправлял Ричарда в ссылку в его владения в Глостере. Но после того, как повел себя Дик, когда Эдуард лишился короны, после того, как он отважно бился за него под Барнетом, а под Тьюксбери именно его стремительная атака и удачная сшибка с появившимися с тыла ланкастерцами решила исход битвы… нет, после всего этого Эдуард не мог не приблизить к себе Ричарда и не осыпать его милостями! Он доверился ему абсолютно, и это, очевидно, начинало злить среднего из Йорков – Джорджа Кларенса.
– Что тебе, Дик? – спросил король, когда Глостер приблизился.
У герцога одно плечо было значительно выше другого, и при ходьбе он заметно приволакивал ногу, но при этом во всех движениях младшего Йорка чувствовались удивительная мощь, пластичность и сила, а за медлительной неуклюжестью – стремительная ловкость одного из первых бойцов Англии.
– Я знаю, что тебя тревожит, Нэд, – мягко проговорил Ричард Глостер. – И я считаю, что ты прав. Ты не сможешь успокоиться, покуда жив этот полоумный Генрих Ланкастер. Тебе следует уничтожить его.
Эдуард вздрогнул, странно взглянув на брата. Он был почти на голову выше, и насколько Ричард был согбен, настолько статен и хорош собой был Эдуард. Ни один король Англии до него не мог гордиться такой красотой, как Эдуард Йорк.
– Ты всегда предлагаешь такие вещи, на которые нелегко решиться, Дик.
– Почему же нелегко? Ты король, ты можешь позволить себе все, что угодно.
– Существует голос общества, Дик. Я должен жить в мире с феодалами, над которыми приобрел власть, и они должны быть высокого мнения о своем государе. И не забывай о дворах Европы. Что они скажут, если Генрих VI будет внезапно убит?
– Ты излишне щепетилен, брат. Король, который дважды мечом возвращал себе трон, может быть спокоен на этот счет. Что же касается голоса общества… Это нелепо, Нэд. Подумай, разве наш предок, Генрих Плантагенет[22], перестал быть королем после того, как совратил