В бешенстве швырнув Софи на землю, он рванулся прочь, но спустя несколько минут вернулся, опустился рядом с ней на колени и пристально посмотрел в глаза — в его взгляде перемешались смущение и подозрительность. Он отдавал должное храбрости, в которой этот ребенок, вероятно, превосходил даже его самого, и готовности пожертвовать собой ради беспомощного существа. Всю жизнь он считал, что слабого следует уничтожать, а эта девочка была готова отдать жизнь, чтобы спасти слабого. Побуждение оставалось для него непонятным, но отвагу он уважал.
Расспросив девочку о ее жизни и узнав, что та убежала от нерадивой тетки, которая хотела сплавить племянницу в приют, он привел ее домой и позволил Милдред вымыть ее, накормить и вволю накудахтаться над ней. Такой заботы Софи не видела и от родственников, не говоря уже о чужих людях. Даже Уоллис приняла чумазую бродяжку в свое стадо, хотя в то время Софи чувствовала ее сдержанность в отношении к себе и ей всегда было интересно узнать, что служило тому причиной: открытое восхищение ею Ноя или ее собственное сомнительнее прошлое.
Вот как она попала в Большой дом в качестве бэбкокского приемыша и вот почему впоследствии решила работать с неустроенными детишками. Она хорошо знала, что значит протянутая рука помощи. Ной оказался добрым человеком, трудным, но добрым. Софи скучала по нему.
— Софи?
Она обернулась, подумав, что Джей проснулся, но он лежал в той же позе, в какой она его оставила. Вдруг он перекатился на бок и выкинул руки перед собой, словно хотел дотронуться до чего-то.
— Я здесь, — сказала Софи, но, поскольку Джей не ответил, поняла, что он спит. На фоне безмятежной белизны простыней Джей казался еще более смуглым и беспокойным, и при виде того, как он мечется и бормочет во сне, Софи вдруг пришла в голову идея. Она не знала, является ли это выдумкой писателей, но слышала, что людей, разговаривающих во сне, иногда можно вовлечь в диалог, и решила попытаться. Не имея понятия, что будет делать, если он проснется, Софи тихо подошла к изножью кровати.
— Кто ты? — спросила она.
Он перекатил голову на подушке и пробормотал что-то нечленораздельное. Было похоже, что он повторял ее вопрос.
Софи придвинулась поближе. Теперь лицо ее было прямо напротив его лица. Медленно, четко она снова спросила, кто он.
— Ной, — ответил Джей. — Спроси Ноя.
— Ноя? Твоего отца? — Софи совершенно не понимала, что он имел в виду.
Ной был не в состоянии сказать ей, что бы то ни было. Как это ни трагично, но он очень редко мог вспомнить даже то, что было пять минут назад. Софи регулярно навещала его в клинике, пока Уоллис не попросила ее прекратить визиты. Свекровь не считала их уместными, особенно после того как Софи начала встречаться с Клодом.
Она фактически отлучила Софи от семьи, очевидно, за то, что та осмелилась полюбить кого-то, кроме Джея.
— Придумки... игра в придумки... спроси Ноя.
Софи склонилась над ним, стараясь получше расслышать, но то, что он говорил, казалось, не имело никакого смысла. Ее взгляд упал на глазную повязку, и она сообразила, что может сейчас приподнять ее так, что он ничего не узнает. Какой-то голос настойчиво нашептывал ей, что, увидев его без этой помехи, она либо утвердится в своих подозрениях, либо избавится от них. Желание казалось непреодолимым, хотя в нем не было никакого логического смысла.
Софи уже протянула было руку к черной «заплатке», но вдруг засомневалась. Нет, она не смела. Он наверняка проснется и застукает ее.
Она чуть-чуть отодвинулась назад — ее тень, лежавшая поперек его тела, заколыхалась. Софи услышала собственное взволнованное дыхание и почувствовала себя так, словно только что едва избежала беды. Это ощущение было вызвано столько же тем, что он мог проснуться, сколько и тем, что она могла видеть, если бы приподняла повязку. Под повязкой скрывалось что-то страшное, Софи это чувствовала.
«Заснуть все равно не удастся», — подумала Софи, оглядывая спальню. Джинсы Джея валялись на кресле, в заднем кармане должен быть бумажник. Но документы не откроют никаких секретов. Софи была уверена, что в них все в порядке. А вот гардероб со множеством полок и выдвижных ящиков мог таить что- нибудь интересное.
Джей подшучивал над ее склонностью неукоснительно следовать правилам, но это было правдой. Она не считала возможным рыться в чужих вещах, ей даже теперь, в сложившихся обстоятельствах, это казалось отвратительным. Это Джей всегда плевал на условности, чем в значительной мере и привлекал ее. Порой она мечтала стать такой же дерзкой и, вероятно, именно поэтому, подходя теперь к гардеробу, чувствовала, как что-то шевелилось у нее в животе от рискованности задуманного предприятия.
В первом же ящике Софи нащупала нечто странное. В кармане хлопчатобумажной пижамы, которую он, насколько она помнила, никогда не надевал, лежал непонятный предмет — крюк с острым наконечником. Он мог быть частью альпинистского снаряжения, хотя Софи и не была в этом уверена. В четырех небольших ящичках, предназначенных для хранения драгоценностей, она ничего интересного не нашла, но самый нижний ящик таил поистине ужасающий сюрприз. Из-под стопки маек Софи осторожно извлекла предмет, похожий на топорик. Она по-прежнему не могла решить, относятся ли все найденные ею вещи к спортивному снаряжению или к оружию. Свет упал на изогнутое лезвие, отчего оно замерцало зловеще, словно коса смерти. На другом конце деревянной ручки находился смертельно острый шип.
Софи могла себе представить, как от одного удара таким предметом человеческий череп раскалывается пополам. Непрошеная страшная мысль мелькнула в голове, отчего Софи захотелось поскорее засунуть предмет туда, где она его нашла. Но вместо этого она отошла подальше от гардероба, заставила себя получше разглядеть топорик. Внезапно у нее над головой раздался резкий окрик, от которого у Софи потемнело в глазах и закружилась голова.
— Что ты делаешь? — Это Джей подошел к ней сзади.
— Я не могла заснуть, — пролепетала Софи, крепче сжав в руке деревянное топорище и изо всех сил стараясь сохранить равновесие. Не было никакой возможности скрыть, что она рылась в его вещах — она держала в руке доказательство своего постыдного поведения.
— А тебе не пришло в голову просто выпить теплого молока?
Он злился, но причиной тому могло быть столько же чувство вины, сколько и предательство, решила Софи. Ее собственное чувство вины испарилось, как только она нашла первое орудие. После того, что случилось в вагончике, у нее имелись все основания сомневаться в идентичности Джея. Кто-то же ворвался к ней и мучил ее. А теперь вот, пожалуйста — она нашла это.
Софи уже поняла, что это за предмет, но все равно спросила с оттенком осуждения в голосе:
— Что это такое?
Джей забрал у нее топорик и с неопределенной гримасой бросил его обратно в ящик.
— Ледоруб, — ответил он. — Ими пользуются в Гималаях.
— А почему ты прячешь его в гардеробе?
— Не знаю.
Софи пристально посмотрела на него. Он ответил ей таким же немигающим взглядом.
— Его положил сюда кто-то другой? — спросила она.
— Я сам положил его туда. Я прячу всякие предметы, напоминающие оружие. Делаю это бессознательно и даже не помню, где что спрятал. Думаю, это — последствие моего тюремного заточения.
Софи опустила голову, пытаясь справиться с непрекращающимся головокружением.
— Когда ты был в клинике, кто-то вломился ко мне в дом, — выпалила она.
— Вломился? Что ты хочешь этим сказать? Тебя ограбили? — Он схватил ее за плечи и резко тряхнул.
— Нет, он связал мне руки и задавал вопросы.
— Ради Христа, Софи, почему ты мне не сказала? Ты вызвала полицию?
— Нет, я никому не сказала.
