Он желал знать, что ее напугало, но Софи была не в состоянии что-либо внятно объяснить. Вконец отчаявшись, она просто повела его в ванную и показала щипцы, плавающие в воде.
— Это произошло случайно? — спросил он, но по его мрачному тону Софи поняла, что он в это не верит. А когда она призналась, что не помнит, когда в последний раз пользовалась щипцами, Джей нахмурился еще больше.
Спустя некоторое время они сидели на кухне: Софи пила травяной чай, который приготовил ей Джей, а он тихо наблюдал за ней, подперев руками подбородок. Дав ей немного отойти, он снова начал задавать вопросы, в том числе и некоторые конкретные о том нападении, которое случилось, когда он отсутствовал. На сей раз он хотел знать, что делал и говорил нападавший. Спросил даже о Клоде.
Софи и в голову не пришло что-либо скрывать. Но ее беспокоила направленность учиненного им допроса.
— Зачем кому бы то ни было причинять мне вред? — спросила она, потому что это было именно то, что он хотел выяснить.
— Они охотятся не за тобой, — сказал он, — а за мной. Цель — я, причина — то, что я предпринял в отношении компании, но они стараются достать меня через тебя. Что ж, это весьма умно.
Софи попросила его объяснить поподробнее: как именно «они» хотят «достать его через нее»? И кто такие «они»? Но Джей на ее вопросы ответил еще одним вопросом:
— Сколько человек знают о мужчине, который ворвался к тебе и которого ты приняла за меня?
Из ванной тянуло душистым паром.
— Только Клод, но он не верит, что это случилось на самом деле. Он пытался убедить меня в том, что это был еще один мой «сон наяву».
— А это могло быть?
В ее вздохе слышалось полное отчаяние.
— Все это похоже на сон, честно говоря. Один большой страшный сон.
Софи обхватила ладонями керамическую кружку, вбирая тепло горячего чая. Янтарный напиток оставил во рту приятный медово-ореховый привкус. Джей выбрал и смешал несколько видов травяных чаев из коллекции Софи: то ли он кое-что понимал в травах, то ли у него было чутье. Одуванчик хорошо известен своим успокаивающим действием — Софи уже начинало клонить в сон. Всего несколько минут назад она даже представить себе не могла, что такое возможно.
— Кого ты имеешь в виду, когда говоришь, что они пытаются «достать тебя через меня»? — повторила она, потому что он так и не ответил на ее вопрос.
— Если они причинят тебе вред — а они могут подстроить так, что будет казаться, будто это сделал я, — я буду у них в руках. Сначала кто-то, кто выглядит точно, как я, врывается к тебе в дом, потом этот несчастный случай, который, быть может, вовсе и не «случай». Если бы ты не успела выдернуть ногу из ванны, он мог бы оказаться фатальным.
Это было правдой. Все остальное, что он говорил, имело некую мрачную логику, но казалось Софи притянутым за уши. Если кто-то хочет убрать Джея с дороги, почему он не охотится непосредственно за ним? А из всех, кто мог бы стремиться убрать с дороги ее, единственным, кто, насколько она понимала, имел очевидный мотив, был он. Сам Джей. Он спас ей жизнь тем, что позвонил в дверь в нужный момент. Но она вовсе не была уверена, что таково было его намерение.
«Быть может, он пришел слишком рано».
В тот же вечер, когда Софи предприняла чуть не окончившуюся трагически попытку принять ванну, кое-кто другой принимал ванну, о которой она мечтала, но в совершенно иной атмосфере. Любимым цветом Уоллис был розовато-лиловый, и ее собственная ванная была отделана плиткой глубокого дымчато- розового цвета, прекрасно сочетавшегося с золотистым лиственным орнаментом и черным мрамором.
Ванная комната была ярко освещена ароматизированными свечами и украшена корзинами белых лилий. Даже в бурлящей ванне-джакузи, где нежилась в душистой воде Уоллис, плавали белые лепестки. В ведерке цвета черного жемчуга покоилась во льду бутылка французского шампанского. Рядом стоял покрытый изморозью фужер. Другой фужер, наполненный по золоченый ободок пенящимся напитком, находился на мраморной встроенной в стену плите.
Уже много лет она не устраивала себе столь «декадентской» обстановки. Вода так расслабляла, что Уоллис, вероятно, даже заснула бы, особенно после всего того шампанского, которое выпила... если бы скрип каучуковых подошв по мрамору не возвестил ей, что она не одна. Уоллис открыла глаза и увидела в дверях Эла.
— Вызывали? — спросил он.
Она подняла фужер:
— Не вызывали, а приглашали.
Свечи и вино вызвали у Эла довольно ехидную улыбку.
Торжеством это быть не может, — сказал он, — следовательно, это поминки. Кто умер? Я его знаю?
— Кое-кто, кого ты близко знаешь, — захохотала она. — По развлечениям.
Обоим было понятно, что она имеет в виду. «Восторги на траве» — назвала она это впоследствии, но главным образом для того, чтобы снять пафос. Их рандеву под ивами началось как суровое противостояние, а закончилось как самое бурное в ее жизни свидание. С тех пор она не могла думать об Эле без того, чтобы у нее не учащалось дыхание.
Она и представить не могла, что в ее старинном друге таится такая звериная страсть. Честно говоря, он даже немного напугал ее, и после того вечера Уоллис не раз задавалась вопросом: что еще может быть в нем такого, о чем она не догадывается?
Но сегодня она изрядно выпила и была весьма смела. Под ее обманчиво холодной внешностью таилась необузданность, которая вскипала в ней, как шампанское, к тому же у нее имелись основания для оптимизма. Они с Элом были близки к тому, чтобы выиграть битву с адвокатами и сорвать большой куш. Теперь она это знала. Оставалось лишь убедить Эла, а это будет вовсе не трудно, когда он услышит ее новость.
— Не будь таким некомпанейским, — весело сказала Уоллис, постучав вторым фужером по ведерку со льдом. — Присоединяйся.
Взгляд Эла стал гораздо более милостивым, что очень понравилось Уоллис, он взял фужер, потом присел на бортик мраморной ванны, и они чокнулись.
— За ивы, — сказал он. — Пусть плачут долго.
Уоллис приподнялась в бурлящем потоке воды, чтобы выпить. Шампанское было превосходным — ледяным, с легким привкусом персиков. Чертовски дорогим, но оно того стоило. Надо будет запастись. Но, делая следующий глоток, Уоллис думала уже не о шампанском. Глядя на Эла, она чувствовала, как шипучая жидкость обжигает гортань. Интересно, видит ли он, как двигается ее тело под теплым водопадом?
Она вылила в ванну целый флакон ароматного масла, и нежное скольжение маслянистой воды по груди и бедрам напоминало ей другие прикосновения. Она воображала, как он гладит, как целует ее. Но Эл казался озабоченным. Заподозрив, что его интерес к ней пропал после той проведенной вместе ночи, Уоллис ощутила неуверенность.
Она не помнила еще момента, когда Эл не желал бы ее. В течение всего своего долгого замужества она знала о его вожделении и втайне тешилась им. Это знание придавало ей силы во всем, что она всегда считала чисто женской прерогативой. Но теперь хрупкое равновесие между ними склонилось в его сторону. Эл незаметно повысил свою ставку, и она намеревалась выяснить, блефует он или нет.
— Все в порядке? — спросила она. Он уже выпил первый фужер и налил второй, что было вовсе на него не похоже.
Её вопрос, казалось, отвлек его от размышлении и вернул к действительности, к ней, Уоллис. Взгляд его немного потеплел.
— Что может быть не в порядке? Шампанское, цветы и ты, прекрасная женщина, обнаженная и мокрая.
— Невежа, — воскликнула Уоллис и брызнула в него водой. Втайне она находила его грубость весьма волнующей. Внутри у нее все затрепетало. Восхитительно затрепетало. И как бы ни хотелось ей взять над
