решению, опасаясь быть расстриженным.
– Да ну? Разве значительная плата не убедит кого– либо из менее ретивых служителей отказаться от доли жить в сутане ради безбедной жизни в миру?
Теперь Зоя внимательно смотрела на Светораду.
– Вы действительно желаете помочь нам?
– Я желаю, чтобы вы стали императрицей. И помогли потом нам с кесарем.
И опять Зоя пристально смотрела на нее. Какие глаза! Светорада с трудом выдержала взгляд ее глубоких темных очей.
– А вы так хотите соединить свою судьбу с кесарем? – спросила Зоя в свою очередь.
Светорада мило улыбнулась.
– Думаю, половина женщин Константинополя будет рыдать в подушки от зависти, когда я стану кесариной. Госпожа, я понимаю, что вы почитаете и любите светлейшего Льва Мудрого, у вас от него сын, но неужели вы никогда не замечали, что Александр моложе и красивее его? Да, я люблю кесаря и хочу стать его женой. К тому же вы умная женщина и наверняка догадались, с какой целью привел меня перед светлейшие очи базилевса Николай Мистик. Но подле императора был Александр. И это решило мою участь. Я выбрала из двух августейших братьев младшего, отнюдь не задумываясь о пурпуре власти!
Похоже, Зоя ей поверила. Не могла не поверить, ибо в этот миг Светорада действительно любила кесаря, любила свою мечту, свое счастье, он был таким дерзким, таким необузданным, таким влюбленным в нее… От княжны, казалось, исходил нежный свет ее убежденности в том, что она может вновь любить и быть любимой.
В тот же вечер императора и Зою обвенчал один из палатийных священников. Потом был созван весь двор, и во дворце Августия, освещенном множеством свечей, царедворцы наблюдали, как Лев венчал свою жену на царство. Светорада стояла в толпе приглашенных, наблюдая за торжественной церемонией. Без церемоний двор не мог. И недолюбливавший патриарха Самона уж постарался, чтобы все выглядело как должно. Играл орган, величественно звучал хор, когда Лев сам накинул на плечи Зои пурпурную хламиду и короновал ее диадемой августы. Затем весь двор в церемонном величии двинулся в церковь Святого Стефана, где прошла торжественная литургия.
На другой день весть о случившемся разнеслась по Константинополю. Было самое преддверие Рождества, люди готовились к великому празднику, однако весь город только и говорил о том, что Зоя наконец– то стала императрицей. Кто– то считал, что эта история пришла к должному завершению, иные уверяли, что подобными действиями император оскорбил Церковь, и все спорили, ругались, доходило даже до драк. И конечно же, обо всем узнал патриарх. Наверняка он был оскорблен, но уже ничего не мог изменить. Зоя стала законной женой императора, хотел Николай этого или нет, и все, что он мог, это лишить сана венчавшего ее священника. Вряд ли тот сильно скорбел по поводу своего расстрижения, ибо Палатий он покидал небедным человеком.
Александр прибыл в Палатий через день и был ошеломлен новостью.
– Как все просто разрешилось, – дивился он. – Однако не думаю, что Николай будет теперь добрее к нам. Если раньше мы еще могли надеяться, что он пойдет нам навстречу, то теперь обозленный патриарх вряд ли согласится дать мне развод. Константин Дука по приезде сразу отправился во дворец патриарха, чтобы вызнать вести.
– Или ходатайствовать за свою сестру, – добавила княжна. – Как ты не поймешь, Александр, что он сделает все, чтобы она осталась кесариной. Хотя… разве только забота о сестре вынуждает твоего дражайшего Константина столько времени проводить подле патриарха?
Александр посмотрел на нее с удивлением.
– А ты, как я погляжу, входишь во вкус интриг, моя нежная наяда.
Светорада видела, что он недоволен. И все же она не могла не отметить, что кесарь соскучился по ней. Он был ласковым, внимательным, ночью они опять предавались страсти со всевозможными ухищрениями, и Светораде вновь стало казаться, что она готова принять его таким, каков он есть. По крайней мере, ей не пришлось, как еще недавно, притворяться, будто ей хорошо с ним.
Настало Рождество. С раннего утра весь двор собрался для выхода на службу в собор Святой Софии. Шли целой процессией: несли хоругви и золотые кресты; диаконы кадили, звякали цепи и крышки кадильниц, плыл ароматный ладан, хор распевал Пасхальный канон. Выпавший недавно снег уже растаял, было серо, грязно и ветрено, однако нарядное и торжественное шествие являло собой яркое и прекрасное зрелище.
Светорада шла рядом с первыми людьми империи. В новой роскошной диадеме, обвитая лором, как знатная патрикия, она находилась среди жен членов синклита и смотрела туда, где во главе процессии шествовали император с императрицей. За ними следовал в богатом венце кесарь Александр. Софья Дука, тоже в царственном пурпуре, двигалась, немного поотстав, но сопровождал ее не муж, а брат. Княжна услышала, как сзади кто– то сказал:
– Наш кесарь дает понять, что, несмотря на его дружбу с Константином, он уже не сойдется с его сестрой.
Светорада не смогла сдержать довольной, торжествующей улыбки. Ей нравилось это Рождество.
Но тут, когда императорская чета поднялась к широко раскрытым воротам храма, на пороге неожиданно возник патриарх Николай. Шагнув навстречу и раскинув руки, он словно хотел преградить им путь.
– Анафема! Изыди, автократор ромейский! – воскликнул он. – За нарушение законов нашей святой Матери Церкви тебе возбраняется переступать пределы храма и присутствовать на литургии!
Повисла напряженная тишина. Площадь перед Святой Софией была заполнена народом, но гомон мгновенно стих, так что стал слышен даже отдаленный крик чаек над морем.
– Я не нарушал законов Церкви! – после паузы ответил Лев и хотел пройти мимо патриарха в храм, но Николай опять преградил ему путь.
Светорада какое– то время наблюдала за происходящим с не меньшим удивлением и испугом, чем иные собравшиеся. Император и патриарх несколько минут просто препирались, Лев даже пытался оттолкнуть Николая, но тот не уступал. Из храма уже лились звуки литургии, а патриарх заявлял, что с согласия митрополитов и епископов он отлучает своевольного Льва от причастия и присутствия на богослужении.
– Если же ныне ты войдешь в храм насильственно, то я и все священнослужители развернутся и уйдут, а твой народ не получит святости в этот день.
И тогда Лев заплакал. Все видели, как он опустился на колени перед Николаем, лобзал его руки, молил снять наказание хотя бы ради праздника. Патриарх упорствовал, и плач императора вскоре перешел в громкие рыдания. Это была тягостная картина. Только когда Александр, выйдя вперед, поднял сотрясающегося от плача брата с колен и что– то сказал патриарху, тот немного смилостивился. Обратившись к рыдающему базилевсу, Николай сурово произнес:
– Пусть твоя царственность в соответствии с обычаем пройдет правой стороной. Ты сможешь следить за всем происходящим в церкви из митатория.
Только когда Лев с Зоей послушно направились в расположенный с правой стороны Святой Софии митаторий, остальным было разрешено продолжить шествие. Но в течение всей службы присутствующие слышали громкие рыдания Льва, доносившиеся из– за занавесок митатория.
Праздник был испорчен. Даже происходивший в дворцовом зале Двенадцати лож пир, куда явились с поздравлениями и приготовленными заранее подарками представители политических партий, прошел тише обычного и рано закончился. Может, в самом городе люди и радовались Рождеству, но Священный Палатий притих.
Ночью Александр сказал Светораде:
– Все– таки моему Константину Дуке удалось уговорить Николая, чтобы тот снял наказание к празднику Богоявления.[116] Сейчас Константин особо в чести у Николая, но… нам с тобой вряд ли стоит поднимать вопрос о разводе. Ныне род Дук как никогда пользуется поддержкой Церкви.
«С какой это стати? – лежа подле притихшего Александра, думала Светорада. – Патриарх что– то уж больно почитает их. И это в тот момент, когда народ на улицах кричит, что оскорбивший Церковь Лев недостоин трона. Опять все говорят о приходе прославленного Андроника. Хотя… Может, именно на это и
