отличное от нашего. Вы дали Зое дельный и неожиданный совет. Может, и сейчас, раз вы добились аудиенции, вам есть что сказать. Если, конечно… – тут его лицо стало отчужденным, – если вы не пришли требовать награды за услугу.
– Тогда я выбрала не самый подходящий момент, – мило улыбнулась княжна, сама дивясь собственному самообладанию. – А пришла я к вам, чтобы спросить: разве положение Николая Мистика так уж незыблемо? Разве не бывало случаев, когда лишали сана патриарха и более достойных людей?
Зоя быстро оглянулась, Самона картинно прижал руки к щекам. Потом сказал:
– Вы и впрямь думаете иначе, чем мы. Однако Николай Мистик – крестный брат базилевса, и он…
– Ведет себя отнюдь не по– родственному, – закончила Светорада. И, чтобы не дать им опомниться, спросила: – Есть ли в империи священнослужитель, которого почитают не менее, чем Николая Мистика? Есть ли такой, с кем считается император, чьим мнением он дорожит, к кому прислушивается? Не может быть, чтобы среди такого количества епископов, митрополитов и игуменов не было никого, кто бы не был достоин заменить Николая как главу православной церкви.
– Соперником Николая долгое время считали архиепископа Арефу Капподакийского, – задумчиво произнесла Зоя. – Но он сейчас поддерживает патриарха. Есть еще игумен Псамафийского монастыря, но он такой святоша…
– Он святой человек! – неожиданно прервал ее Самона. Глаза его вспыхнули: – Игумен Псамафийский как раз тот человек, который нам нужен! Он известен своей святостью, к нему прислушиваются. Да и Лев доверяет ему. До того как император сделал Николая патриархом, именно Евфимий был его духовником, да и сейчас базилевс часто о нем вспоминает, жалеет, что игумен Евфимий совсем отошел от светской жизни, посвятив всего себя служению Господу.
– И этот святой человек захочет соперничать за патриарший престол со столь коварным интриганом, как Николай? – Зоя иронично скривила яркий ротик.
– А если возникнут иные причины лишить Николая сана? – вкрадчивым голосом спросила княжна. – Если место патриарха окажется свободным, примут ли церковники своим главой почтенного и святого Евфимия?
Самона усмехнулся.
– Похоже, вам опять есть что сказать.
И княжна сказала. Сообщила, что если все отцы Церкви так единодушны в борьбе против Льва и Зои, то это можно списать на власть и влияние на них патриарха. Сказала, что если в городе есть люди, которые организуют процессии, требующие возвращения Андроника Дуки, то ведь кто– то ими руководит. И этот руководитель, несомненно, человек влиятельный и богатый, способный оплатить подобные сборища. Этот же могущественный человек вполне может вбить в головы своих прихожан мысли о спасителе империи извне, когда четвероженец Лев отлучен от Церкви. И еще: разве всегда столь снисходительный к просьбам кесаря Николай не отказал ему, когда речь зашла о разводе Александра с дочерью изменника Дуки? И разве Константин Дука не заручился прежде всего поддержкой патриарха, перед тем как явиться к автократору? Константин мог бы стать великолепным заложником в противостоянии с его отцом Андроником, но Николай представил его ко двору как преданного сторонника, ищущего убежища, и Лев принял его, лишив себя возможности влиять на отца через сына.
– Это все только домыслы, – задумчиво подытожил Самона. – Об этом стоит подумать, но доказательств у нас нет.
И тогда Светорада поведала, как при ней Николай Мистик отправлял послание своему «дражайшему сыну Андронику». Андроник всего лишь имя, но много ли у патриарха таких Андроников, коих он называет «дражайшими» и с коими ведет тайную переписку?
От ее слов Зоя едва не взвизгнула, вскочила, уже схватила золоченый молоточек, чтобы ударить в диск, но Самона удержал ее руку. Пояснил, что слов одной женщины, пусть и известной красавицы Янтарной, недостаточно, чтобы сбросить такую глыбу, как Николай Мистик. Но они могут начать расследование, заслать шпионов…
– Один шпион патриарха и так находится подле вас, – заметила Светорада, невозмутимо любуясь игрой пламени на своих перстнях. Мельком подумала, что она так и не рассталась с обручальным кольцом Ипатия, украшенным желтоватым топазом. Нехорошо, надо будет отдать его. И эта сторонняя мысль немного успокоила ее, подарила мгновение, чтобы собраться с духом перед тем, как она отдаст человека на пытки и муки.
Они слушали ее внимательно. Самона согласно кивнул, когда княжна напомнила, как некогда был раскрыт заговор родственников прежней императрицы, раскрыт при пособничестве араба– евнуха Самоны, после чего и началось его возвышение. Поведала, что Феофилакт Заутца был отправлен стратигом в Херсонес – не самую суровую ссылку, если учесть, как поплатились за измену иные из рода Заутца. Но в Херсонесе Феофилакт проявил себя так, что его ждала только тюрьма, однако вместо этого он получил иную должность, а затем постоянно возвышался, что свидетельствует о существовании сильного покровителя. И вот, наконец, он появился в Палатии, где стал сперва спальником, а потом и препозитом покоев августы – и это несмотря на то, что подобные должности обычно достаются только евнухам.
– Льву было приятно видеть в своем окружении родственника его почившей в бозе любимой жены, – заметила Зоя и, немного подумав, добавила: – А ведь за Феофилакта Заутца просил именно Николай!
Зоя и Самона переглянулись, стали о чем– то догадываться. Когда же Светорада, выразительно взглянув на Карбонопсину, сказала, что ее свел с патриархом именно Феофилакт – и благородная Зоя знает, с какой целью, – августа напряглась. Значит, теперь этот человек состоит при ее особе в качестве поверенного. Но он поверенный и Николая Мистика.
Самона в конце концов перестал сомневаться.
– Ударь в диск, вызови стражу, – позволил он августе.
Светораду дивило, какое влияние этот евнух имеет на облаченную в пурпур базилису. И она предпочла размышлять о дворцовых интригах, чтобы отбросить мысли о том, на что она обрекла несчастного Феофилакта. Да, она избавилась от врага, но вместе с тем ей становилось не по себе от мысли, что предстоит пережить последнему из рода Заутца. Там, куда его отведут под стражей, вызнают все. И не стоило сомневаться, что ему будет о чем поведать. Под рукой палача…
Глава 10
Зима в Константинополе была короткой и мягкой. Реки и ручьи не замерзали, лужи лишь под утро покрывались ледком, да и тот быстро таял. Порой с востока налетал порывистый ветер, трепал деревья, раздувал пламя в жаровнях, а потом опять наступала тишина.
В один из таких тихих вечеров Светорада, набросив соболью накидку, стояла на террасе, смотрела на зеленые сады Палатия. Надо же, на Руси этот месяц называют лютым,[118] а тут зимняя стылость – лишь повод покрасоваться в мехах. Тем более что ныне, особенно после разгрома колонии русских купцов, меха как никогда в цене.
Светорада сняла светлые замшевые перчатки и положила руки на холодный мрамор балюстрады. День был тихим и серым, однако она чувствовала себя превосходно. Маленькая русская княжна с берегов далекого Днепра стала входить во вкус интриг в Палатии. И она была несказанно горда собой. Надо же, сколько всего произошло по ее воле!
Она вспомнила, как после признаний Феофилакта весть об измене Николая Мистика сообщили Льву и тот сперва не желал в это верить. Но на день великомученика Трифона,[119] во время дворцового пира в честь памяти святого, Лев, переступив через гордость, все же решился пригласить патриарха во дворец. Тот явился – важный, непреклонный, в окружении многочисленных отцов Церкви. На императора смотрел со снисходительным пренебрежением. И Лев опять принялся плакать и просить снять епитимью. И вдруг, когда патриарх, устав выслушивать мольбы автократора, встал, чтобы уйти, Лев неожиданно переменился в лице и преградил ему дорогу.
– Уж не думаешь ли ты, что мятежник Дука скоро вернется сюда из Сирии, чтобы поблагодарить тебя за все, что ты сделал против меня? – спросил император.
Такого выпада Николай не ожидал. Он изменился в лице, отшатнулся, потом вдруг подхватил полы своей рясы и кинулся бежать. Но бежать ему было некуда. Все переходы охранялись веститорами, солдатами имперской гвардии, которые схватили патриарха и перед всем собранием бросили к ногам императора.
