умерла. Но мы наконец– то встретились!»
Глава 11
– Госпожа! – услышала она из далекого далека знакомый голос. – Госпожа, очнитесь!
Древлянин Сила… Светорада слабо застонала, чувствуя, как ее бьют по щекам чем– то мокрым. И ощутимо бьют. Она попыталась отвернуться, но ее не оставляли в покое, тормошили.
Открыв глаза, княжна поняла, что находится в одной из сдаваемых в эргастерии комнат, за раскрытым окошком слышен городской шум, птичье щебетание, вверху – сложенный из жердей потолок. Светорада лежала на широкой лежанке, а древлянин Сила мокрыми ладонями хлопал ее по щекам. Она заслонилась рукой.
– Слава Богу, очнулась, – различила она встревоженный голос Фоки и увидела широкое озабоченное лицо корчмаря, маячившее за спиной Силы.
– Светлая госпожа… драгоценная моя Ксантия… Я уже думала, вы умерли, – причитала рядом, заливаясь слезами, Дорофея. – Девочка моя, вы так закричали, так долго не приходили в себя…
Светорада вновь прикрыла глаза и тут же резко села. От слабости ее качнуло, и она бессильно уткнулась в плечо Силы.
– Я видела… Где он?
– Да не было никого, – вдруг засуетился Фока. – В головку просто напекло. Жарко ведь, а навес еще не до конца зазеленел. Вот и примарилось…
– Нет, я видела его. Пояс в драконах… и мой муж Стрелок.
Они трое переглянулись.
– Бредит, – убежденно сказал Фока.
Светораде вдруг стало страшно. А если и в самом деле померещилось? Если не было никакой встречи? Мираж. Ужасно, если так. И она стала отталкивать Силу, говорить, что сейчас сама пойдет и все выяснит. Сила удерживал ее, убеждая, что ей нужно отлежаться, что неровен час, на жаре она опять упадет в обморок. Однако Светорада настаивала на своем.
И тут откуда– то со стороны раздался твердый голос:
– Выйдите все.
Голос донесся от двери, и когда все повернулись… Он стоял там. Стемид Стрелок. Стемка… Стоял, облокотившись о низкий косяк, смотрел исподлобья. Его яркие синие глаза словно светились в полумраке, длинная русая прядь, выбившись из– под ремешка, падала на темные брови.
Светорада просияла, глядя на него, мелко задрожала… почти пульсируя всем телом. Не сводя с него глаз, вскинула руки, потянулась к нему, как потерявшийся ребенок, – и тут же ярко вспыхнула от резкого движения оранжевая подкладка ее пенулы.
– Я сказал, выйдите! – сурово повторил Стема. И уже тише: – Нам надо поговорить.
Даже не понимавшая русскую речь Дорофея вдруг осознала, что здесь происходит нечто необычное, и вместе с Фокой и Силой покинула комнату. Правда, пройдя мимо уступившего им путь Стемы, как будто заволновалась, оглянулась, но Фока тут же поймал ее за руку и увел. И только тогда Стема шагнул внутрь, закрыл дверь, стоял, прислонившись к ней спиной, и по– прежнему пронзительно глядел на княжну. Но Светорада ждала его, ее протянутые руки, блестящие от слез глаза, немая мольба – все требовало его. Капюшон спал с ее головы, волосы растрепались, обрамляя солнечными завитками бледное лицо, янтарем горели глаза. О, как они горели! Она ждала его.
Стема подходил как– то неуклюже, тяжело, будто преодолевая не расстояние в несколько шагов, а целые миры – ромейский, славянский, мир прошлого, мир жизни и смерти, мир нереальности и давнего, развеянного судьбой счастья… И только когда его пальцы коснулись Светорады, когда их руки сплелись, когда это легкое пожатие, узнавание… ощущение тепла друг друга проникло в него до самого сердца, он стремительно сел рядом, обнял ее, прижал с такой силой, что она едва не задохнулась… от счастья, обрушившегося, как лавина, от этого уже забытого ощущения, как может быть хорошо и надежно в его объятиях.
Они долго сидели обнявшись. Они не могли говорить, не могли даже взглянуть друг на друга – просто замерли, став вдруг одним целым, чувствуя, как оглушительно и согласно бьются их переполненные любовью сердца. И не было уже смерти, не было потерянных лет, не было чувства одиночества… Ибо только вместе они были идеальным существом… ангелом, способным летать. А сегодня… шум чужого города за стеной, долетавшие извне голоса, чей– то хохот внизу, далекий звон колоколов, зовущих на службу в храмы…
Стема очнулся первым, слегка отстранился, заглянув в глаза своей жены.
– Светка…
Как же давно ее никто так не называл!.. Ей хотелось плакать и смеяться одновременно. А еще ей хотелось смотреть на него, касаться, вновь и вновь убеждаясь, что все это не морок. Ибо даже сейчас ей казалось, что такое невозможно…
Она медленно провела пальцем по его лбу, убрала знакомую пепельно– русую прядь с бровей, одна из которых была пересечена шрамом еще с тех пор, как Стему избили варяги Гуннара Хмурого. Она нежно коснулась его прямого носа, губ, которые так часто целовала когда– то, ее палец скользнул по чуть колючему от щетины подбородку с белевшей на нем полоской шрама, еще незнакомого ей. Что же было с ним, как он жил все это время? Где жил? Почему не пришел за ней?
Светорада чуть отклонилась, продолжая разглядывать своего Стему, нового, незнакомого. Он стал очень сильным – мощная шея, как у всех лучников, широкие плечи, очень сильные руки. Она невольно сравнила их с руками кесаря, тоже сильными, но в то же время такими слабыми, ненадежными. А вот Стема… Однако мысль об Александре уже начала разрушать возникшую было в ее душе идиллию, Светорада вдруг вспомнила, кто она, куда вознеслась. А Стема… Что же им теперь делать?
И она тут же спросила: мол, что же теперь– то, Стемушка?
Он сразу заметил перемену в ее глазах – золотистых, медовых, янтарных, столь любимых… Сколько же ему пришлось бороться с собой, чтобы научиться жить без света этих глаз!..
Его лицо вдруг показалось ей отчужденным, он разнял ее руки, отошел, сел на ларь у стены, ссутулился, упершись ладонями в колени.
– И что же нам теперь делать, Светорада Смоленская? Или, вернее, светлейшая севаста Ксантия…
Она постаралась взять себя в руки, почувствовала, как он меняется, становится чужим. Это уже не ее Стемушка, а незнакомый мужчина, каким он стал за годы их разлуки. Но разве она сама не стала другой? И княжна только и смогла сказать:
– Я думала, что ты погиб. Я сама видела, как ты погиб!
– Но я не умер тогда. Однако разве ты… разве ты не видела меня… под Херсонесом, на берегу моря?
Княжна даже сперва не поняла: о чем это он? Она так глубоко схоронила в себе то страшное воспоминание, когда он застыл у нее на руках со стрелой в груди. Она спряталась от того ужасного мига своей жизни, как от собственного смертного часа, а он говорит, что она его… видела? Когда? И Светорада вдруг вспомнила: большой дромон, увозящий ее по волнам Понта Эвксинского в далекую Византию, удаляющийся берег, по которому над обрывом бешено скачет одинокий всадник. Он так несся, словно хотел взлететь и по воздуху догнать корабль. А потом пустил стрелу…
– Так это был ты? – только и смогла вымолвить Светорада. Всплеснула руками, отчего, как вспышка, снова мелькнул яркий атлас подкладки.
Стема какое– то время смотрел на нее, потом чуть кивнул, будто самому себе, будто утверждаясь в каком– то своем мнении.
– Тогда я и впрямь умер для тебя в Ростове. А я… Сколько же раз я терял тебя, Светорада Смоленская!
Их разделяло всего несколько шагов и годы… годы…
Стема стал рассказывать о том, что было с ним. Княжна слушала.
– Я не погиб тогда в Ростове. Но не только ты приняла меня за мертвого. Ведь стрела прошла слишком близко от сердца. И когда меня, как и других погибших, уже готовились положить на погребальный костер, кто– то обломил все еще торчавшую во мне стрелу. И потекла кровь. Ее было много, и вот тогда– то заподозрили, что я еще живой. Путята сам это заметил. Помнишь ростовского посадника Путяту, Светка?
