Аббату ла Каю, французскому астроному, не следовало бы в описании своего путешествия (которое стало известно вскоре после смерти автора)[126] пытаться подорвать доверие к сообщениям Кольбе. Сам он отнюдь не предложил ничего лучшего. Его слабенькая работенка не заслуживала бы даже упоминания, если бы справедливость не требовала оправдать Кольбе как наблюдателя надежного и точного. Семейство, в котором жил здесь аббат, отличалось от тех, с которыми когда-то имел дело Кольбе и которые были к нему расположены. Он старался при любой возможности принизить своего предшественника и не упускал случая набить себе цену за его счет.
Nul n'aura d'esprit,
Hors nous et nos amis.
Южная оконечность Африки покрыта высокими горными массивами; ближе к морю располагаются черные, крутые и бесплодные гранитные скалы, в которых не встретишь ни каких-либо чужеродных включений, вроде окаменелых раковин и тому подобного, ни лавы или других следов вулканической деятельности. На возделываемых участках почва глинистая с примесью песка и мелких камней, но против бухты Фолз-Бей почти на всех плантациях она песчаная. Самой плодородной считается почва в поселении Стелленбош, там все растет лучше, нежели в других местах. Особенно славится она европейскими дубами, которые вырастают здесь довольно высокими и мощными. Напротив, в окрестностях города они развиваются плохо; мы не видели здесь дубов выше тридцати футов. В горах, удаленных от побережья, несомненно, имеются металлы, прежде всего железо и медь; господин Хемми показал нам образцы руд; судя по тому, что многие готтентотские племена умеют добывать из них металл, они должны быть богатыми и легкоплавкими. В глубинных районах встречаются также горячие источники; особенно знаменит один из них, он находится всего в трех днях езды от Капстада, и жители города пользуются им. Вода его, видимо, помогает при заболеваниях кожи и некоторых других, а значит, содержит много серы.
Растительный мир здесь на удивление разнообразен. Хотя мы пробыли тут недолго, нам все же удалось найти несколько новых видов, причем близко от города, то есть там, где мы меньше всего могли этого ожидать. Наши ботаники собрали в этой стране богатейшие коллекции, и все же доктор Спаррман и доктор Тунберг [128] встретили здесь еще более тысячи совершенно новых видов. Нe менее богат и животный мир. На этой оконечности Африки водятся самые большие из четвероногих животных: слон, носорог и жираф, или камелопард[129]. Первые два вида можно было, встретить когда-то уже в 50 милях от города; однако на них столько охотились и так их преследовали, что теперь этих животных лишь иногда можно увидеть в нескольких днях пути от города. Особенно редкими стали носороги; чтобы предотвратить их полное истребление, губернатор вынужден был даже издать специальный приказ. Речную лошадь (гиппопотама) здесь называют морской коровой; прежде ее тоже можно было встретить недалеко от города, уже в бухте Салдапха-Бей, однако теперь и она стала столь редкой, что вышеупомянутый приказ запрещает охоту на нее на большом расстоянии от Капстада. Хотя зверь этот, как о том говорит название, живет в воде, питается он только травой, а нырять может лишь ненадолго и на расстояние не более тридцати шагов. Мясо его здесь употребляется в пищу и считается лакомством, хотя мне оно вкусом напомнило обычную говядину, а жир показался похож на костный мозг. Из других крупных зверей здесь водится дикий буйвол, рога которого напоминают рога дикого американского быка (бизона), в чем можно убедиться, посмотрев рисунок в девятой части «Естественной истории» Бюффона. Их теперь тоже встретишь лишь в отдаленных местностях. Эти буйволы отличаются исключительной силой и дикостью. Они причиняют крестьянам большой вред, часто нападая на стада и убивая скот, который топчут копытами. Доктор Тунберг во время нападения этих зверей потерял свою лошадь, а его спутник, садовник голландской компании, едва успел спрятаться между двумя деревьями. Один такой молодой трехлетний буйвол принадлежал вице- губернатору, его запрягали в одну повозку с шестью домашними быками, но все быки не могли сдвинуть его с места. Кроме этих буйволов встречается еще одна разновидность диких быков, которых местные жители называют гну[130]. У них небольшие тонкие рога, грива, на носу и на брюхе шерсть; изящество сложения позволяет отнести их, видимо, скорей к лошадям или антилопам, нежели к быкам. Мы зарисовали и описали этих животных, одно из которых живым было отправлено в Европу для зверинца принца Оранского. Эту часть света издавна считают, кроме того, родиной прекрасных пород газелей и антилоп[131]. Составить о них более достоверное представление издавна мешает разнобой в наименованиях, причем сплошь и рядом они неудачны. Нет здесь недостатка и в хищных зверях, и колонистам не удается их истребить. Львы, леопарды, тигровые кошки, полосатые и пятнистые гиены, шакалы и тому подобные звери питаются главным образом антилопами, зайцами, джербуа[132], разными мелкими четвероногими животными, которых здесь множество. Здесь также водится большое количество птиц, и многие из них окрашены в чудеснейшие цвета.
Я позволю себе еще раз сослаться на Кольбе. Он, в частности, говорит, что встречал тут ласточек, и это не подлежит сомнению, так как мы сами видели две разновидности. Зато аббат ла Кай предпочитает и в этом вопросе оспаривать Кольбе, вероятно просто потому, что сам не видал ни одной. Ошибается аббат и относительно морского петуха, который отнюдь не принадлежит к семейству
Мыс Доброй Надежды буквально кишит всевозможными пресмыкающимися и змеями, укус некоторых из них смертелен. Много разных насекомых. Побережье богато вкусными видами рыб, многие из которых еще неизвестны ученым. Словом, сколь ни велики уже изученные богатства растительного и животного царства Африки, в ее внутренних, до сих пор почти неизвестных областях таятся еще великие сокровища для естествознания, ждущие второго Тунберга или второго Брюса.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Путь от мыса Доброй Надежды к антарктическому полярному кругу.— Первое плавание к высоким южным широтам.— Прибытие к берегам Новой Зеландии
22 ноября в 4 часа пополудни мы отплыли из Столового залива и на прощание отсалютовали порту. Беспокойная стихия, коей мы сызнова доверили теперь себя, не особенно нам благоволила, так что всю ночь мы боролись с сильными порывами ветра. Море светилось примерно так же, как по пути к мысу, но не столь сильно, как тогда. На другой день в 8 часов утра мы потеряли мыс Доброй Надежды из виду и взяли курс на юг. Поскольку нам теперь предстояло плавание, какого до нас никто еще не совершал, и мы не знали, когда и где найдем возможность пополнить запасы пресной воды, капитан приказал относиться к ней бережливо. У бочки с водой был даже поставлен часовой, и каждый член команды ежедневно получал лишь определенную порцию. Кроме того, каждому разрешалось еще попить из бочки, но не брать с собой. Сам капитан умывался морской водой, и вся команда должна была следовать его примеру. Постоянно действовал также усовершенствованный господином Ирвингом дистилляционный аппарат[133], чтобы хоть как-то восполнить ежедневный расход пресной воды.
24-го пополудни после сильной бури наступила прекрасная мягкая погода, и мы поймали на леску с крючком, наживленным кусочком овечьего сала, девять альбатросов. Размах крыльев у некоторых из этих птиц был свыше 10 футов. У более молодых много коричневых перьев, взрослые же были сплошь белыми, только крылья черноватые, на конце с черными полосками, а некоторые перья с черными крапинками. В тот же день мы видели близ корабля при небольшой волне крупную бурую рыбу, весьма похожую на солнечную рыбу
29-го ветер, весьма бурный все три последних дня, так разошелся, что мы в течение двадцати четырех часов могли идти только под фоком[134]. К тому же громадные
