были длиной футов 60. Мимо нас проплыли небольшие льдины, на которых было много пингвинов. Вода, полученная из растопленного льда, была совершенно пресной и чище на вкус, нежели та, которой мы запаслись на мысе Доброй Надежды. Единственный ее недостаток заключался в том, что при замерзании из воды уходил содержавшийся в ней воздух, поэтому у всех, кто пил ее, распухали железы в горле. Это всегдашнее свойство воды, вытопленной из снега и льда; вот почему среди жителей гор, не имеющих обычно другой питьевой воды, так много людей с большим зобом, который у них считается признаком красоты, отличающим их от других народов[149]. Некоторые члены экипажа, несведущие в естествознании, всерьез тревожились, как бы лед, растаяв, не разорвал бочки, в которые его поместили. Им не приходило на ум, что, раз лед плавает на воде, значит, он занимает больший объем, чем она. Чтобы разъяснить им это, капитан велел занести сосуд, заполненный мелким льдом, в теплую каюту; растаяв, лед занял несравненно меньше места, чем прежде. Видимо, морякам не слишком присуща способность здраво рассуждать и делать разумные выводы.
17-го утром мы прошли антарктический полярный круг и теперь находились в тех холодных широтах Южного полушария, где до нас не бывал никто из мореплавателей. За несколько дней до того мы встретили новую разновидность буревестников, коричневой окраски с белым брюшком и с большой белой отметиной на крыльях. Похоже, что они и живут в этих местах; мы встретили уже не одну, а двадцать-тридцать таких птиц; поэтому мы назвали их антарктическими буревестниками[150]. Чтобы познакомиться с ними поближе, мы подстрелили несколько штук, но, к сожалению, ни одна из птиц не упала достаточно близко от корабля, чтобы можно было поднять. В 5 часов пополудни мы увидели впереди более тридцати больших ледяных островов, а в воздухе на горизонте — сильное белое сияние, предвещавшее еще больше льдов. Скоро мы прошли через обширную полосу мелкого битого льда; он выглядел ноздреватым, пористым и грязным, и его наконец собралось так много, что он не позволял подниматься волнам; поэтому море казалось теперь совсем ровным, хотя ветер дул с прежней силой. За этим крошевом, насколько мог охватить взгляд с мачты, простиралось к югу необозримое поле крепкого льда. Стало ясно, что дальше на юг здесь продвинуться невозможно, поэтому, когда мы находились под 67° 15' южной широты, капитан Кук приказал обоим кораблям развернуться через северо-восток на север[151]. За все время этого плавания в южных широтах мы пока не встретили никакой земли, но повсюду видели много китов, снежных, серых и антарктических буревестников.
19-го и 20-го мы видели птицу, которую один из наших спутников, бывавший на Фолклендских островах, назвал порт-эгмонтской курочкой[152]. Собственно, это была большая северная чайка, (
Вечером 29-го мимо нас в разных направлениях проплыло несколько морских свиней; они двигались с невероятной скоростью, во всяком случае в три раза быстрее, нежели корабль под парусами, хотя мы в тот раз при добром ветре делали в час восемь с половиной английских морских миль. По расцветке они напоминали сороку — с большим белым пятном на боку, которое шло почти до верхних спинных плавников[154]. После полудня мы видели маленькую черно-белую птицу, которую одни приняли за разновидность зимородка, другие — за чистика[155]
Между тем у нас имелся и другой, менее сомнительный признак возможной близости земли: несмотря на свежий ветер, море оставалось довольно спокойным и гладким. Кроме того, еще будучи на мысе Доброй Надежды, мы узнали, что где-то в этих местах в 1772 году обнаружили землю два французских капитана, господа Кергелен и Сент-Аллуарн; так что на всякий случай в ту и в последующую ночь мы держали корабль в дрейфе. Поскольку во Франции умышленно не сообщалось о подробностях этого плавания, хочу сообщить здесь сведения, которые я узнал к Капстаде от французских офицеров. Господин Кергелен, лейтенант французского флота, командовал кораблем «Фортюн»; под его началом находилось еще одно судно поменьше, «Гро-Вантр», которым командовал господин Сент-Аллуарн. Оба корабля в конце 1771 года отплыли от острова Иль-де-Франс, или Маврикий. 13-го января 1772 года Сент-Аллуарн увидел два острова и назвал их Счастливыми; на следующее утро он увидел еще один остров, который из-за его формы был назван Круглым. Примерно в это же время Кергелен обнаружил землю, высокую и на вид весьма обширную. Он послал своего офицера в шестивесельной шлюпке, чтобы познакомиться с ней поближе. Но поскольку дул сильный ветер, Сент-Аллуарн опередил шлюпку Кергелена и открыл залив, который в честь своего судна назвал бухтой Гро-Вантр. Войдя туда, он отправил в своей шлюпке несколько человек, чтобы они водрузили на берегу французский флаг и таким образом формально заявили о правах владения на эту землю. Из-за сильного ветра это удалось сделать лишь с большим трудом. Выполнив свое поручение, моряки вернулись на борт «Гро-Вантра», куда за ними последовала также и команда шлюпки, посланной Кергеленом. Между тем «Фортюн», слабые мачты которого не могли оказывать достаточного сопротивления шторму, отнесло миль на 60 от берега, и командир корабля господин Кергелен решил вернуться на Маврикий. Господин Сент-Аллуарн этого не знал; три дня он искал в море своего спутника, а не найдя, некоторое время продолжал обследовать новооткрытые берега, причем однажды в бурю он потерял принадлежавшую «Фортюн» шлюпку, команда которой осталась на его корабле. Обогнув северную оконечность острова, он обнаружил, что берег понижается к юго-востоку; затем он проплыл вдоль этой стороны около 20 английских миль, но берег оставался везде гористым, недоступным и почти безлесным. Тогда он взял курс на Новую Голландию и через Тимор и Батавию наконец также достиг берегов Маврикия, но сам вскоре умер. По возвращении Кергелена в Европу его сразу послали опять в плавание на 64- пушечном корабле «Ролан» в сопровождении фрегата «Луазо», которым командовал капитан Розневе. Однако во время этого плавания он не сделал никаких открытий, поскольку должен был по неизвестным причинам возвратиться, едва увидев землю, открытую в прошлый раз [156] . Северный берег этой земли находится под 48° южной широты и примерно 82° восточной долготы от Ферро, то есть расположен в 6° восточнее Маврикия и примерно в 64°20' восточнее Гринвича[157].
В 1772 году французское правительство назначило господина Мариона начальником исследовательской экспедиции, состоявшей из двух кораблей: «Маскарен» и «Де Кастри»; одним командовал капитан Крозе, другим — капитан Клемюр. В январе того же года он открыл под 46 1/2° и 47 1/2° южной широты и 37°, 46 1/2° и 48 1/2° восточнее Гринвича несколько маленьких островов. Все они, однако, были невелики, высоки, скалисты, безлесны и почти вовсе бесплодны[158].
Оттуда оба корабля направились к южной оконечности Новой Голландии или к Вандименовой земле, которую открыл Тасман, а оттуда к Новой Зеландии, где сам господин Марион и двадцать восемь человек из его команды были убиты, о чем я расскажу в свое время. Командование перешло к господину Крозе, который вернулся через западную часть Южного моря к Филиппинским островам, а оттуда на Маврикий. Эти открытия французских мореплавателей были нанесены на превосходную карту Южного полушария, которую нарисовал господин Вогонди под наблюдением герцога де Круа и которая была опубликована в начале 1773 года.
31-го вечером, находясь примерно под 50° южной широты, мы миновали большой ледяной остров как раз в тот самый момент, когда он со страшным треском разламывался на куски.
На другое утро мимо корабля пронесло большой пучок водорослей, а после полудня капитан Фюрно с «Адвенчера» крикнул нам, что видел целое поле плавучих водорослей, а также множество ныряющих буревестников, похожих на тех, что встречаются в английских морях. Не исключая, что это может означать близость земли, мы дрейфовали всю ночь и лишь с рассветом снова подняли паруса и поплыли на восток, сопровождаемые множеством птиц, среди которых были черные буревестники, а также несколько морских
