Подчеркнем, однако, в этом контексте первоначальную авторскую трактовку смоленского цикла. М. Булгаков не случайно хотел дать ему название «Рассказы земского врача». Фактически перед нами ретроспективный, но одновременно направленный и в будущее обзор этого крупнейшего русского социального явления — земской медицины. Ведь в 1919 г. один из старейших земских врачей В. Г. Соболев (первый руководитель санэпидотдела Наркомздрава УССР) справедливо писал в журнале «Врачебное дело»: «От земской медицины остался скелет без плоти и души». Об этом сказано с сердечной болью, ибо ушел в прошлое великий гуманный порыв общества. Между тем именно земские врачи в большинстве своем находились на той этической высоте, на которую поставило их полное доверие населения. Пожалуй, впервые в истории России это был бескорыстный труд интеллигенции, вызванный к жизни потребностями общества. Вверенному им делу врачи служили поистине идейно, как служит Юный врач. Доктор Булгаков, и это явствует и из его биографии, и из «Рассказов…» следовал этим идеалам. Сегодня особенно хорошо понимаешь, что первоначальное их название не было приблизительным и пробным, хотя в 20-х годах писатель вынужден был завуалировать его, удовлетворившись индифферентной формулой в «Медицинском работнике» — «Из рассказов участкового врача». Позиция журнала понятна. В силу лишь черно-белых догматических толкований, все более укоренявшихся в стране, эта важная историческая полоса организации медицинской помощи крестьянству изображалась как полулиберально-полубюрократическая акция, не принесшая народу большой пользы. «Государство помещиков, — указывается, например, в «Большой медицинской энциклопедии» (1959 г.), — полностью сохранило свое влияние в управлении земскими делами. Несмотря на ряд достижений, земская медицина не разрешила и не могла разрешить многих проблем, имеющих важное значение в деле охраны здоровья населения: вопросов родовспоможения, медицинского обслуживания детей, санитарного дела. В 40 губерниях России, где было введено земство, насчитывалось лишь 2686 врачебных участков и примерно столько же фельдшерских пунктов».
Посмотрим на историю земской медицины с истинной стороны. Под влиянием народнических идей сюда, в сельскую глухомань, на борьбу с эпидемиями и санитарным неустройством, с детской смертностью и калечеством, с голодом и невежеством выехали сотни молодых врачей. В начале XX в. земские управы ввели бесплатную медицинскую помощь для большинства крестьян (между прочим, и на Никольском медицинском участке дети, а также увечные и инфекционные больные обслуживались бесплатно, остальные платили полкопейки в день). Доктор впервые стал мужицким лекарем, и помощь его отныне превратилась не в личную услугу за счет больного и не в акт благотворения, а в общественную службу. И вот вскоре крестьяне стали обращаться к врачам на селе почти в десять раз чаще, чем раньше. Это был настоящий переворот в жизни деревни.
Можно ли не помнить об этом, когда буквально через десять лет после эпохи «Рассказов земского врача» отношение к крестьянству стало совсем иным. Дело не только в насильственном расслоении хлебопашцев, в том, что произошло отчуждение труженика от земли, что село лишилось многих прекрасных работников. Казенной стала и сельская медицина, под предлогом укрупнения деревень и деления их на перспективные и неперспективные закрылись многие участковые больницы. Чтобы получить необходимую помощь, человек должен ехать в город за десятки километров. И хотя сельские врачебные амбулатории называют ростками нового, но сути, в главной своей особенности — приближении к больному — они возрождают традиции земской медицины. Главные идейные черты сельской медицины с великим чувством человеколюбия отразил в своих смоленских рассказах Михаил Булгаков. И в этом их непреходящая значимость и современное звучание.
В «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона в разделе «Земская медицина» есть такие слова: «Предписать любовь к делу и к народу нельзя, без этих качеств земский врач лишь чиновник». Юный врач у Булгакова обладает этими качествами.
Повествуя о студенческих годах писателя, мы уже упоминали о рассказе «Звездная сыпь». На нем следует остановиться подробнее. Ведь перед читателем предстает одно из немногих художественных произведений в мировой литературе, посвященных такой трудной, такой «невыигрышной» теме — борьбе с сифилисом. Убежден, что это выдающийся и еще недостаточно оцененный вклад писателя прежде всего в медицину.
Рассказ начинается со случайного обнаружения признаков сифилиса у пациента, пришедшего в участковую больницу по поводу охриплости. ««Это он — сифилис», — вторично мысленно и строго сказал я. В первый раз в моей врачебной жизни я натолкнулся на него, я — врач, прямо с университетской скамеечки брошенный в деревенскую даль в начале революции… Я сопоставил хрипоту, зловещую красноту в глотке, странные белые пятна в ней, мраморную грудь и догадался. Прежде всего я малодушно вытер руки сулемовым шариком, причем беспокойная мысль: «Кажется, он кашлянул мне на руки», — отравила мне минуту. Затем беспомощно и брезгливо повертел в руках стеклянный шпатель, при помощи которого исследовал горло моего пациента. Куда бы его деть?…
— Вот что, — сказал я, — видите ли… Гм… По-видимому… Впрочем, даже наверно… У вас, видите ли, нехорошая болезнь — сифилис…
Сказал это и смутился. Мне показалось, что человек этот очень сильно испугается, разнервничается…..
— Сифилис у вас, — повторил я мягко.
— Это что же? — спросил человек с мраморной сыпью… За окном неуклонно смеркалось и летел первый зимний снег.
Я заставил пациента раздеться еще больше и нашел заживающую уже первичную язву. Последние сомнения оставили меня, и чувство гордости, неизменно являющегося каждый раз, когда я верно ставил диагноз, пришло ко мне» {72}.
В этом отрывке, как, впрочем, и в других рассказах земского периода, немало специальной терминологии. Булгаков смело и органично вводит ее в ткань произведений. Но профессиональные описания предстают как художественно совершенные фрагменты. Они как бы высвечиваются истинными подробностями, неприкрашенной правдой профессии, а размышления и действия врача, диагностическая и лечебная сфера становятся почти осязаемыми. Естествен, например, эпизод, когда врач боится заразиться ужасной болезнью, он обследует пациента с брезгливостью и опаской. Быть может, чье-то перо обошло бы эти детали, но не булгаковское — его талант был несовместим с дозированием истины. К слову, по воспоминаниям Т. Н. Лаппа, Михаил Афанасьевич и в жизни тщательно, однако с большой осторожностью обследовал таких больных, долго мыл руки после осмотра. Это вполне понятные меры предосторожности. Но двинемся дальше. Герой рассказа (не забудем, что и в жизни земский врач М. А. Булгаков хлопотал об открытии в уезде венерологических пунктов, о принятии эффективных профилактических мер) начинает настойчиво искать скрытые случаи заболевания… И принимает он на себя эту новую круговерть дел просто и естественно, действуя и мысля и как искушенный эпидемиолог, и как знающий клиницист. За дверью его кабинета постоянно шумит очередь, каждый день — работа, работа, работа. Казалось бы, ему ничего не стоит отступиться от невежественного, скептически настроенного, да к тому же и опасного, в силу особенностей инфекции, пациента. И все же, оказывается, этот мягкий смущающийся доктор — человек, ведомый прежде всего твердой волей и профессиональной скрупулезностью, уже не может не думать о посетителе с мраморной сыпью, ужасная проблема равнодушия целых сел к сифилису уже не оставит его.
Более того, в рассказе отражены далеко не все реальные действия Михаила Афанасьевича, хотя «Звездная сыпь» явно биографична. Булгаков боролся с сифилисом так страстно и настойчиво, как, пожалуй, мало кто другой. «Занесенные с фронтов венерические болезни быстро распространялись по селам, — вспоминала Т. Н. Лаппа. — Пораженные обращались к врачу. Михаил Афанасьевич назначал курс лечения, но его пациенты, не осознавая серьезности состояния и дальнейшей своей судьбы, самостоятельно прерывали его, ссылаясь на постоянную занятость в поле и дома. Это очень огорчало его как врача, он горячился, нервничал и сам ездил к этим больным, не дожидаясь повторного обращения.
Обстоятельства изменились после того, как он открыл при больнице небольшое венерологическое отделение».
Этот образ Михаила Булгакова как врача, наверное, не требует комментариев. Но, раздумывая об этих фактах, о чувстве долга, безраздельно владеющим доктором, по-новому понимаешь фразу Михаила
