все эти ковбои и индейцы... Ты знаешь историю штата Вайоминг? Именно здесь появилась первая женщина-судья.
Она пошатнулась и прикрыла глаза: лицо Чейса поплыло перед ней. Энни прислонилась спиной к шкафу, надеясь, что приступ головокружения быстро пройдет. Последние дни она чувствовала слабость. Это из-за колебания уровня сахара в крови. Несколько раз она даже теряла сознание.
– Ты в порядке? – спросил Чейс.
– Да, – ответила она, стараясь взять себя в руки. В Коста Браве ее жизнь была пугающе непредсказуема, и Энни научилась справляться с недомоганиями и хорошо владеть собой.
– Ты собиралась стать врачом?
– Да, мои родители планировали послать меня в Штаты для поступления в колледж. Эта мечта была скорее их, чем моя, но я понимала, почему должна следовать традициям семьи. Если бы отца и маму не убили, я, возможно, уже заканчивала бы медицинский факультет.
Чейс закивал, как делают, когда не находят нужных слов.
– Очень жаль, – произнес он.
– Это было пять лет назад, и я смирилась с тем, чего нельзя поправить.
Половица скрипнула под ногой Чейса.
– Что-то не так? – спросила она, удивленная его пристальным взглядом.
– Почему ты говоришь шепотом? – спросил он, направляясь к столу, на котором лежала его ковбойская шляпа.
– Привычка, я думаю. Жизнь в монастыре учит разговаривать тихо и ходить бесшумно.
– В монастыре? В Коста Браве?
Она кивнула:
– Там я провела последние пять лет.
– Что удерживало тебя там? Твоих родителей не стало. Почему ты не уехала в Штаты?
– Было много причин. – Она расскажет ему всю горькую правду, но позже. Для первого раза он был уже достаточно шокирован. – Во-первых, я была там не по собственному выбору и, во-вторых, понимала, что была там нужна. Я учила индейских детей читать и писать. К тому же в воюющей стране пригодились и мои медицинские навыки.
– Но монастырь? – недоумевал Чейс. – В свои шестнадцать ты сама была ребенком. Чему могут обучить молоденькую девушку в подобном месте?
– Во-первых, выжить. Хотя сестра Мария-Иносенсья учила также скромности, добродетельности, послушанию, вере, и покорности.
Чейс молча вертел шляпу в руках. Скупая улыбка появилась на его обычно мрачном лице. Энни знала, что он обдумывает услышанное.
– А чем ты здесь занимаешься? – поспешила она сменить тему, боясь новых вопросов о монастыре.
Чейс надел шляпу, надвинув ее почти на глаза.
– Я выполняю кое-какую работу для Ассоциации Скотоводов.
– Держишь скот?
– Ничего подобного. Охраняю местные ранчо.
Чейс не видел причины скрывать свое ремесло. Теперь он абсолютно уверен, что она не репортер. И если она та, за кого себя выдает, пусть знает, какую грязную и опасную работу он делает. Ни одна женщина не захочет, чтобы ее муж ловил конокрадов.
– Я думаю, меня здесь можно считать местным детективом. Когда на ранчо нужна охрана, нанимают меня. Но чаще я выслеживаю воров, получая за их головы вознаграждение, которое называется охотничий приз.
Энни страшно удивилась:
– В Вайоминге до сих пор есть конокрады? Много поймал?
– Не очень, – ответил Чейс, глядя на обрез, лежавший на полу. Он поднял ружье, вынул из ствола патрон. – Одного сегодня поймал. Но Джек-Неудачник не в счет. Он мелкая сошка.
– Джек-Неудачник? – засмеялась Энни. – Звучит как прозвище, подходящее такому здровяку-громиле, как ты.
– А как ты развлекалась в монастыре? Смотрела по телевизору боевики? – неожиданно вернулся он к ее судьбе.
– Нет. Но я много читала. Папа, отправляясь в Коста Браву, прихватил целый сундук разных учебников и медицинских журналов.
Кивком она указала на шляпу и ружье Чейса:
– Ты куда-то собираешься?
Он пожал плечами:
– Я четыре дня не был дома. Не осталось никаких припасов. Хочу поехать в город за продуктами. Но, черт побери, куда деть тебя?
