Тимоти Лири: Искушение будущим

разговор. Лири в этот раз выглядел нервным и отстраненным, возможно, плохо себя чувствовал. Из-за этого разговор был не таким продуктивным, как в предыдущий раз. Он покинул Швейцарию в конце года, расставшись со своей женой Розмари, теперь в компании с Джоанной Харкорт-Смит.

В следующий раз мы встретились только шестнадцать лет спустя. Стояла осень 1988-го, и я приехал в Калифорнию с циклом лекций в связи с основанием фонда Альберта Хофманна. Мы встретились на вечеринке в доме Джона Лилли в Малибу 1 октября и виделись еще на следующий день, на приеме в честь открытия фонда, в элегантном Сент-Джон-Клубе в Лос-Анджелесе. Наша встреча была опять очень сердечной. Мы согласились с тем, что история психофармакопеи по преимуществу только начинается и что ее истинное значение для эволюции человеческого сознания определится в грядущем духовном Веке Водолея.

Наша следующая и последняя встреча состоялась в Гамбурге, в Германии, куда мы с Тимом были приглашены на ток-шоу, посвященное 50-летию открытия ЛСД. Программа вышла 16 июля 1993 года, в серии передач под общим названием «Премьера». В течение сорока минут нас интервьюировала молодая женщина, иногда обоих вместе, иногда порознь. Вопросы в основном были самые обычные. Самым необычным в этом интервью была, пожалуй, крайняя степень интереса юной леди к одному из заявлений Тима, которое он сделал много лет назад в интервью журналу Playboy, — о том, что ЛСД — это самый сильный из всех открытых человечеством афродизиаков, что женщина якобы может испытать более ста оргазмов в течение одного любовного ЛСД-сеанса. Дама непременно хотела узнать, правда ли это и был ли сам Тим свидетелем этого явления. Меня она тоже спрашивала об этом. Тим искусно увернулся от прямого ответа, сказав, что естественно говорить о сексе в интервью журналу Playboy Это он, дескать, и делал и, конечно, слегка утрировал шутки ради. Он часто в своей жизни шутя говорил всякие глупости и будет продолжать это делать, сказал он. Репортерша была заметно разочарована. Тим был шутник, самоироничный «хозяин своему слову».

Тем же вечером мы были приглашены в гости в дом наших общих друзей в Гамбурге. Тим был центром веселой компании. Он был оживлен, в отличном настроении и рассказывал веселые истории, от которых все покатывались со смеху. Было далеко за полночь, когда мы обнялись и распрощались. Это была наша последняя встреча.

ПРОРОК В БЕГАХ Майкл Горовиц[41]

Первый раз я познакомился с Тимоти летом 1970 года, навестив его в калифорнийской мужской колонии Сан-Луис-Обиспо, где он уже несколько месяцев как начал отбывать десятилетний срок за хранение двух «пяток» марихуаны, подложенных в пепельницу его автомобиля расторопным полицейским в Лагуна Бич. Этот коп несколько недель висел у него на хвосте, выжидая момент. Количество криминала равнялось 0,025 грамма. Судья, отклонивший прошение об освобождении под залог и потом давший ему этот драконовский срок, исполнял заказ Рональда Рейгана, соперником которого на предстоящих выборах в губернаторы Калифорнии собирался быть Тимоти.

Его дерзкий побег, состоявшийся через несколько месяцев, ошеломил меня, да и не меня одного. Трудно было ожидать чего-то подобного от доктора философии, бывшего гарвардского профессора, мученика идеи расширяющих сознание наркотиков. Но мы все торжествовали вместе с ним, мы приветствовали не просто сам его побег, но его символическое значение: Тимоти сделал «козу» всей никсоновской Америке.

Последовали потрясающие подробности. Организация Weather Underground взяла на себя ответственность за организацию его побега. Партия Черные Пантеры, возглавляемая Элдриджем Кливером и нашедшая приют в Алжире под крылом алжирского правительства, предоставила убежище ему и его жене Розмари. Тим писал письма и давал интервью в подпольной прессе, в которых он присоединялся к революционным силам, призывающим к свержению американского правительства. Это уже было далеко от «peace-and-love» и «live-and-tet-live» («мир-и-любовь», «живи-и-давай-жить-другим») и прочих ненасильственных призывов. Многолетнее ожесточенное преследование со стороны властей сделало свое дело. Теперь мы читали: «Smoke it… and blow it up!» («Затянись… и взрывай!»).

Розмари передала часть архива Тима, ту, в которой отражалась его роль как основателя психоделического движения, мне и моему коллеге Роберту Бейкеру еще за несколько месяцев до его побега на случай, если до него захотят добраться спецслужбы. (Это, разумеется, и случилось позднее, в 1975-м, и при весьма непростых обстоятельствах, но это слишком длинная история для того, чтобы ее здесь рассказывать.) Мы общались с имеющими международную известность беглецами через абонентский ящик почтового отделения в Беркли, зарегистрированный на имя Бодхисатва. По фальшивым паспортам они были теперь супружеской четой Мак-Нелли, а в своих алжирских инкарнациях стали Нино и Майя Барака. Постоянно озираясь по сторонам, мы забирали их письма на станции Сазер-Гейт и были главными связными Лири в Штатах. Мы были литературными агентами и издателями его контрабандных рукописей, посылали ему скрепки и нить для чистки зубов, помогали Аллену Гинзбергу распространять «Декларацию Независимости», составленную, чтобы вызволить Тимоти из швейцарской тюрьмы в Лозанне — что и было достигнуто при содействии американского ПЕН-клуба.

Тимоти торопил нас приехать и присоединиться к революции против империалистических свиней. Нельзя сказать, что это было осторожно с его стороны — все мы, в конце концов, были неопытными революционерами — и вскоре Тим уже был под домашним арестом у Черных Пантер, а потом оказался в швейцарской тюрьме, и банда Никсона добивалась его экстрадиции в Америку. Но в феврале 1972 года, месяцев через шесть после его дерзкого побега из тюрьмы, мы с Баркером отправились в Базель, где за тридцать лет до того и было открыто ЛСД — причина всех этих событий.

Вот что я записал в своем дневнике после:

«Странствующие граждане имели обыкновение представляться местным князьям, преподнося им дар собственного чистого света». («Книга перемен». «Чистым светом» называли ЛСД в виде геля — технология, изобретенная во время описываемых событий).

«Успех в любом деле — это только вопрос установки».

Уильям С. Берроуз.

Чем быстрей ты двигаешься, тем больше контролируешь ситуацию

Обстановка все время меняется. Новый дом каждые несколько дней… каждую неделю новый город, каждые пару месяцев новая страна или континент. Все новые и новые действующие лица появляются на сцене, исчезают, опять появляются. Свободный электрон переходит в протон; притягивается, сталкивается, поляризуется и попадает в центр… затем уносится прочь. Новые сущности появляются в старом облике. Карасе — это созвездия настоящих и будущих архангелов. Одетые в маски, они снимают фильм о происходящем — параллельно критикуя его и планируя сиквел. Первое, что вы ищете, попадая в новую обстановку, — киоск с холодной газировкой.

Аллен Гинзберг назвал Лири «прекрасным в своем одиночестве образчиком человека-без-страны», хотя в возрасте пятидесяти одного года он наконец обрел статус гражданина. Он должен был иметь дипломатические отношения с любой страной, в которую въезжал. В одной он играл роль ученого-шоумена и баллотировался в губернаторы, пока его не посадили в тюрьму (10 лет за два косяка), из которой он бежал в другую страну, где стал революционером и оказался в заложниках у другого революционера, который обвинил его в том, что у него «жареные мозги»; и вновь он совершает побег. Еще одна страна поила его превосходным вином и кормила самой лучшей тюремной едой, которую он пробовал за свою жизнь. Он был освобожден только после того, как международное писательское сообщество смогло доказать швейцарским властям, что он является политическим заключенным и американское правительство несправедливо к нему.

Адвокаты, литературные агенты, издатели, газеты и телевидение, а также сотня швейцарских хиппи гонялись за ним (но настигли его, в конце концов, копы), и он был рад познакомиться со всеми, постоянно отслеживая появление новых инкарнаций на экране своего радара. Живя жизнью путешественника во времени на общественной сцене, он понял, что самая лучшая йога — это тайминг.