чувствую, что в этом есть какая-то глубинная связь, смысл которой ускользает от меня.
Боги-триктеры сослужили тебе хорошую службу при побеге из тюрьмы. И здесь ты тоже научил нас видеть то, что скрывается за фасадом закона и порядка. Ты много сделал для жизни и здоровья, для гармонии между всеми существами на нашей планете и, кто знает, каких еще форм жизни. Я помню, в ту ночь, когда ты инициировал меня, ты высказывал беспокойство по поводу того, как люди будут использовать этот могущественный «транспортер» и как детям узнать об этом, если им этого не объяснить и не показать.
Те дети сейчас уже готовятся выйти на пенсию. Что они будут делать со своим сознанием? У Маслоу в конце была хорошая идея. Узнать, что впереди и провести какое-то время в этом сознании. О, если бы Касталия была домом отдыха для пенсионеров! Стробоскопы и музыка, цветовые органы, благовония, нежные прикосновения, Терри Маккена в качестве диетолога и интимная обстановка соучастия в волшебной тайне. Мы могли бы гулять по внутренней сети.
Твое фантастическое погружение в себя позволило тебе гулять по информационным хайвеям нервной системы и рассказывать — будучи философом — о путешествии через чакры, древние тексты, символы и мифы, поднимая кундалини.
И ты понял, что мы имеем дело с глобальной колонной станового хребта планеты и начинаем поднимать в нем кундалини. У противников есть основания для беспокойства, и не по поводу порнографии в сети. Это глобальное кундалини только второй чакры. Подождите! Мы поднимаем Лестницу Иакова. Вот это перспектива — до четвертой чакры и дальше!
И ты хотел большего. Ты узнал, что в бесконечно малых величинах скрывается бесконечность и весь космос. Я думаю, ты сгорал от желания наконец встретиться с существом из параллельного пространства.
Спасибо тебе, Тим, за моделирование этого парня в небесном свете — бодхисатвы. Ты помог нам подготовиться к третьему тысячелетию, а сам отправился в пятое или еще дальше.
Кто ты, человек в маске? Долгой тебе жизни и процветания!
Залман обнимает тебя.
Р. Ф.: Этот разговор мог бы стать чем-то вроде пролога к книге о Тимоти Лири. Хотя ты и не был лично знаком с ним, но существуют интересные параллели между твоей жизнью и его. Прежде всего, ты работал в исследовательском проекте по изучению ЛСД, в Гарварде, на семь лет раньше появления там Тима. Добившись заметного положения в академическом мире, ты вдруг бросаешь академическую карьеру в престижном университете. Ты пишешь книгу о современной культуре «Поиски одиночества», которая помогла определить культурное место гуманистического движения шестидесятых и стала бестселлером. Следующая твоя книга «Своенравные врата» обсуждает неудачи человечества в попытках достичь того, что скрывается за пределами его кругозора; потом ты пишешь «Пристрастие к здоровью». Ты живой пример того лучшего, что было в общественном движении шестидесятых. Давай для начала поговорим о твоей работе с ЛСД в Гарварде, которую спонсировало ЦРУ.
Ф. С: О'кей. Я проводил кое-какие исследования в больнице, которая теперь называется Массачусетский центр умственного здоровья. Тогда она называлась Бостонская психиатрическая больница. Я узнал, что они получили грант от какого-то фонда для проведения исследований наркотика, о котором никто раньше не слышал. Наркотик воспроизводил что-то вроде временного психоза, сроком на один день, приняв наркотик, вы могли бы понять, каким был бы ваш психоз, если бы вы действительно им страдали. Это был не то чтобы официальный взгляд на этот наркотик, но все вокруг примерно так говорили о нем — все, кто был вовлечен в этот проект и кто позже принимал наркотик. Сплетни об этом ходили по всей больнице. Там была группа людей, которые встречались каждый день в отделении профессиональной терапии. Она состояла из директора, заместителя директора, медсестры, психиатра, рентгенолога, и прочих разных людей попеременно. Мы болтали, иногда выпивали вместе и т. д. И все интересовались этой темой, включая и пару гарвардских выпускников, одним из которых был я. Когда я впервые услышал об этом наркотике, он меня очень заинтересовал и я захотел принять участие в этом проекте. Участники проекта первыми должны были принимать это снадобье, чтобы определить, что это за штука.
Я был участник номер четыре. Установка была вполне клинической — два человека должны были неотступно следовать за вами с блокнотами и записывать каждое ваше слово и наблюдать за вашим поведением. Мы начали в восемь утра. В одиннадцать должно было состояться интервью с психиатром, который должен был поставить диагноз и определить ваш психоз, позже должно было состояться интервью с терапевтом-физиологом. По ходу эксперимента мы проводили различные исследования. Я, например, проводил исследование, имевшее целью выяснить разницу между опытом тех испытуемых, кто принимал наркотик в одиночестве, и теми, кто делал это в группе из трех-четырех человек. И, как вы можете догадаться, те, кто был в группе, испытывали больше положительных эмоций. Диагнозы, которые они получали, были мании и шизоидные возбуждения, а одиночки все сплошь депрессивные параноики.
Р. Ф.: Как вы набирали участников?
Ф. С: Они сами вызывались. Все были добровольцами.
Р. Ф.: А им сообщали, что они будут принимать нечто, что вызывает временный психоз?
Ф. С: Знаешь, я сейчас уже не помню. Но они знали, что будет какое-то воздействие на сознание.
Р. Ф.: Одна из распространенных версий гласит, что Лири был уволен из Гарварда за то, что давал ЛСД младшим студентам, что, конечно, неправда. Начнем с того, что он вообще не проводил никаких экспериментов с ЛСД в Гарварде — там был псилоцибин — и никогда не вовлекал в свою работу додипломников. А вот в твоих штудиях они, как я знаю, участвовали.
Ф. С: Из 150 человек, принимавших участие в эксперименте, я думаю, человек 90 были студенты младших курсов. Я проводил сеансы с группами из 4 человек, это была часть эсперимента с возрастающими дозами, и я думаю, там было 6 или 8 групп. Я думаю, там было по меньшей мере 32, может быть, 40 человек. Они все были додипломники.
Р. Ф.: Возникло ли вследствие этого эксперимента какое-то подобие сообщества людей, которые были соучастниками этого экстраординарного опыта?
Ф. С: В каждом случае по-разному. Многих из этих людей мы больше не увидели. Они пришли, получили свои двадцать пять, что ли, баксов и пошли домой. Но я думаю, что участники проекта из числа работников больницы образовали небольшую психоделическую группу. И были кое-какие одиночки, тоже весьма проникшиеся этим. Одним из них был, например, Ралф Блум. Я не знаю, ты слышал о нем?
Р. Ф.: Это тот Ралф Блум, который написал «Книгу рун»?
Ф. С: Да, точно, «Книгу рун», это Ралф ее написал. Он был самым близким к литературе из всех участников. Еще один человек из группы, как я знаю, потом стал психиатром. Но его опыт нельзя было назвать удачным. Были, конечно, и другие люди, весьма заинтересовавшиеся и проникшиеся опытом. Но все это происходило только в узком кругу, об этом не знал никто из посторонних.
Р. Ф.: Это было в 1952 году?
Ф. С: В 1952-1953-м.
Р. Ф.: Это было до того, как Хаксли написал «Двери восприятия», до того, как Уоссон обнаружил священные грибы в Мексике.
Ф. С: Ты знаешь, это интересно, потому что «Двери восприятия» были опубликованы в 1954-м, но люди узнали об этом позже. Хайд знал, я говорю об этом, потому что он ссылался на эту книгу- Роберт Хайд был главой этого проекта. Хайд, как тебе известно, был первым в Соединенных Штатах, кто попробовал ЛСД и он был моим учителем. Началось все с того, что я проходил дипломный курс в больнице под его началом. Это был захватывающий курс по психопатологии. Он был прекрасным учителем. Он обладал блестящим, широким умом и знал все — от психологии до культурно-исторических предметов. Большую часть того, что я узнал в Гарварде, я узнал от него. У него был дар общения.
