вызывает столь негативную реакцию…
– Лада, ты слышишь? – воззвал лохматый, – он уже и тебя не стесняется, выражается…
– Домовушечка, милый, он не выражается и не обзывается, это у него такая манера разговора, – наставительно произнесла Лада с той интонацией, с какой в сотый раз повторяют прописные истины неразумным детям, – а ты мало читаешь, и словарный запас у тебя невелик, поэтому ты не всегда в состоянии понять…
Лохматый проворчал что-то себе под нос. Я был с ним солидарен. Мне тоже не нравилась эта птица.
Лада вышла из комнаты, на прощание погладив меня по голове. А я так и не смог ничего сказать.
Пора просыпаться, подумал я, сон становится кошмаром.
Лохматый, именуемый Домовушкой, спрыгнул с кровати и сказал:
– Пойти, что ли, молочка согреть котейке…
Я недоумевал. Почему они сегодня игнорируют меня, а говорят о каком-то коте? И где он, этот кот, ставший предметом их заботы?
Тут я заметил, что на меня смотрит пес, и быстро прикрыл глаза – как-то не по себе мне было от его взгляда.
– Может такое быть, чтобы он заснул? – спросил пес.
– Может, – узнал я скрипучий птичий голос. – Трансформация отнимает у реципиента колоссальное количество энергии. Естественной реакцией было бы резкое повышение потребности в пище, но возможно также замедление обмена веществ и как следствие глубокий крепкий сон.
– Тогда я займусь им завтра, – сказал пес. – Пусть спит.
Я услышал шелест крыльев и стук прикрываемой двери. Наконец они оставили меня одного.
Хватит, решил я. Надо валить отсюда, раз не удается проснуться.
Я соскочил с кровати и почувствовал внезапную слабость, такую, что не удержался на ногах и упал на четвереньки. Встав с большим трудом на ноги, я обнаружил, что предметы в комнате как-то странно увеличились. Взгляд мой упал на мое тело – боги благие! Что это со мной случилось? Почему я стал черным? И лохматым? И…
Я бросился к зеркалу. В полумраке – свет был потушен, и комната освещалась только луной, очень ярко светившей, – я не сразу разобрал свое отражение. А когда разобрал… Вот когда я заорал по- настоящему.
Из зеркала на меня смотрел большой, пушистый, черный как сажа кот.
Превратили!
Меня – в кота!
Прочь отсюда, из этого обиталища ведьм! Я уже не думал о том, что сплю, что это все сон, кошмар, что надо проснуться, только одна мысль билась в моей голове – бежать!
Я метнулся к двери, ударился о нее всем телом – дверь открывалась внутрь, но в тогдашнем моем шоковом состоянии я никак не мог этого сообразить. Я бился в дверь и орал, и, кажется, даже подвывал истерически. Кто-то – добрая душа! – выпустил меня.
Я пронесся по коридору, сшибив по пути парочку зеркал своим хвостом, осколки посыпались с нежным звоном.
Кто-то вопил:
– Не выпускайте, не выпускайте, сбежит!
И кто-то отвечал – тоже криком:
– Да выпустите его, а то он здесь все разнесет!
И опять добрая душа сжалилась надо мной, открыла входную дверь, я вылетел из квартиры, кубарем скатился по лестнице и только посреди двора остановился.
Холодный ночной воздух несколько отрезвил меня, но способность соображать пока еще ко мне не вернулась. Иначе я не сделал бы того, что сделал, – не отправился бы домой.
Ужас перед случившимся слегка потеснился в моей душе, уступив место обиде. За что? Что я ей сделал, этой Ладе? Я не приставал к ней никогда, даже ни разу не разговаривал. Я не стучался к ней – она сама меня затащила в дом, сама решила лечить меня; я ее об этом не просил. Мне хотелось плакать.
Я быстро взбежал по лестнице к себе на пятый этаж – надо вам сказать, что на четырех ногах бегать удобнее, чем на двух. У двери в мою квартиру я остановился перед неожиданным препятствием: я не доставал до звонка.
Тут бы мне и подумать, тут бы мне здраво рассудить: ну куда я прусь в таком виде? Если все это мне снится – мама ничем не поможет. А если не снится – в ту минуту я уже допускал возможность реальности происходящего, – так тем более, мама увидит перед собой не своего любименького сыночка, а совершенно незнакомого кота.
Но я был обижен, и я был несчастен, и – поскольку случившееся со мной больше подходило для сна или для сказки в качестве завязки сюжета, но никак не для будничной действительности – где-то в глубине души теплилась у меня детская надежда, что мама узнает своего сына в любом обличье. Именно так, как это бывает в сказках.
Увы! Подобно прочим иллюзиям детства, эта надежда рассыпалась прахом.
Мама меня не узнала.
