Каменный зал был освещен только полудюжиной подсвечников в человеческий рост высотой. Это помещение можно было бы принять за романтический винный погреб, если бы не мрачная мебель и угрожающие настенные полотна. Даже на полу был узор. От огромной пентаграммы во все стороны расходились концентрические круги, а в центре находились изображения разных магических символов и подписи на непонятном архаичном языке. Пентаграмма, казалось, была изображена вверх ногами, потому что острый конец указывал в ту сторону зала, где был вход, а два других ответвления, как два рога, упирались в возвышение, увенчанное троном.
Трон был выполнен из темных пород дерева и украшен резьбой. Неизвестный мастер очень натуралистично исполнил отдельные части кресла, особенно хорошо ему удались конечности животных. Поэтому ножки трона были толстыми, мускулистыми и волосатыми, похожими на лапы хищника. Они выглядели сильными и опасными, но заканчивались изящными копытами, подходившими разве что гигантской козе. Подлокотники тоже заслуживали особого внимания: выполненные в виде огромных мускулистых лап, тянущихся вперед, они закапчивались когтями. Но самой импозантной в троне была все же спинка. Кто бы ни сел на этот трон, она возвышалась над ним, как минимум, на метр. Художник выполнил ее в виде обнаженного мужского торса. Но темный цвет дерева и чересчур выступающие вены придавали этому произведению искусства зловещую, нечеловеческую силу и колоссальное напряжение. Впечатление усиливаюсь широкими плечами и мускулистой шеей. А заканчивалась спинка мощной головой тигра с обнаженными клыками и парой изогнутых рожек.
На странном троне восседал молодой человек в темном костюме. Одна нога лежала на другой, руки расслабленно покоились на подлокотниках, а спина опиралась на спинку кресла. Лицо мужчины закрывала тень от головы этого чудовища.
Несколько минут он пристально смотрел на двух мужчин, стоявших в самом центре пентаграммы и глядевших на него. Он молчал, наслаждаясь их абсолютной преданностью. Не получив разрешения, они никогда бы не отважились ни пошевелиться, ни произнести хоть одно слово. Они были абсолютными слугами Велиала и уже много лет тому назад продали ему свои души. Уйдя к нему в услужение, они стали богатыми и могущественными, по крайней мере в мирской жизни. Но они никогда не смогут вернуть свои души назад.
Мужчина на троне знал их обоих. Знал, кем они работали, кто был членами их семей — в общем, абсолютно все об их существовании в обычной жизни. Он наблюдал за их успехами, знал не только их слабые и сильные стороны, но и то, чего они боялись больше всего. Он знал их, знал абсолютно всех, как собственных детей. Но никогда не обращался к ним по имени, будь то обычное имя, данное при рождении, или приобретенное уже здесь. Это было частью их ничтожности по сравнению с великим Велиалом.
В конце концов он указал на мужчину, стоявшего слева:
— Что ты можешь рассказать?
— Профессор Питер Лавелл не оставил своего адреса на работе — в Этнографическом музее в Гамбурге. Но известно, что двадцать девятого апреля он вылетел в Безье.
— Были ли от него новости с того момента?
— Нет, учитель.
Мужчина в костюме обратился к другому:
— Какие новости принес ты?
— У автомобиля, на котором исследователи ездили в Канне, — французские номера. Он зарегистрирован на имя Федеральной Организации по защите здоровья и окружающей среды. А именно — в районе Лангедок, в Руссильоне.
— Ты наводил справки о них в головном офисе?
— Там говорят, что никогда о них не слышали, учитель.
Мужчина на троне плавно поднял одну руку с подлокотника и поднес ее к подбородку. То, что исследователи приехали в Лангедок, его совсем не удивило. Наверняка именно здесь они наткнулись на Кольцо Монсегюра. Но вот какое отношение они имели к экологам? Вероятно, это было задумано для отвлечения внимания. А это могло значить лишь одно: они занимались очень важным проектом, за которым стоят очень влиятельные покровители.
— У тебя есть идеи о его местонахождении?
— Не совсем, но в данный момент одно подразделение Общества по защите окружающей среды работает в Лангедоке. В головном офисе это отрицают. Но, может быть, здесь есть взаимосвязь.
— А чем занимается отделение и Лангедоке?
— Кажется, там эпидемия бешенства. Поэтому они оцепили довольно большую территорию.
— А где именно?
— В Сен-Пьер-дю-Буа, учитель.
Учитель замолчал на несколько минут. Он узнал достаточно.
— Вы оба свободны, — приказал он.
Слуги Велиала покорно кивнули и бесшумно удалились.
Некоторое время он так и сидел в тени своего трона, довольно улыбаясь. Вот так подарочек! Профессор Лавелл собственной персоной в Лангедоке, и у него вся информация о Кольце Монсегюра!
Руке Велиала настало время выпустить свои когти.
Дидье Фавель кипел от ярости. Кое-кто утверждал, что вывести его из себя не составляет особого труда. Но это было не так. На самом деле он был довольно терпеливым человеком. Он всегда старался угодить всем и оказать каждому достаточное внимание. И, черт возьми, он рассчитывал на то, что ему будут отвечать тем же! Он действительно не придавал особого значения уму или самоотверженности окружающих, но люди должны были уважать его. Он требовал не слишком многого от тех, для кого делал столько добра. Но иногда у него возникало чувство, что вокруг него собрались полные идиоты!
И сегодня был именно такой день.
Люк продал свой отель. Отель «Де ля Гранж». Просто так взял и продал!
Можно же было хотя бы поделиться своими планами, не говоря уже о том, чтобы выбрать более подходящий для такого мероприятия день. В конце концов, кто в этом городе мэр!
В свое время он очень поддерживал Люка: помогал с получением лицензии, использовал для него свои старые связи и даже развесил по всему аэропорту в Безье рекламу, не говоря уже о разных дотациях. Да что там говорить, они же вместе занялись привлечением туристов в Сен-Пьер-дю-Буа. А теперь он не нашел ничего лучшего, как продать свой отель какой-то дуре из Женевы.
Дидье Фавель от души налил себе коньяка и выпил его одним махом.
Проклятье, да что такого она могла ему предложить? Сто миллионов евро? Казино в Монако? Или место в Европарламенте?
Мэр налил себе еще бокал и, намереваясь подойти к окну, резко встал из своего кресла, но бедра предательски застряли. От внезапной остановки содержимое бокала чуть не выплеснулось наружу. И тогда мэр в бешенстве пнул кресло ногой. Но тут же пожалел об этом, почувствовав резкую боль. Глубоко обиженный, с ноющей ногой, он подошел к подоконнику.
— Проклятье!
Покачивая головой, мэр всматривался в вечерние сумерки. Сейчас у него не было абсолютно никаких идей, как избавиться от исследователей более-менее деликатно. Теперь они наверняка чувствуют себя как дома в частном отеле. И не стоит удивляться, если всех гостей потихоньку выпроводят оттуда. И уже спустя неделю целые толпы ученых будут штурмовать их город и разбивать свои палатки на радость «Обществу по защите окружающей среды».
Он задавал себе одни и тот же вопрос: как часто Организация Объединенных Наций в Женеве выкупает отели, чтобы поддерживать исследования эпидемии бешенства в южной Франции…
И еще он спрашивал себя, как часто важные промышленники из Парижа бывают заинтересованы в том, чтобы те же самые исследования были прекращены.
Очевидно, речь шла не просто о паре мертвых лис, пусть даже его помощник был удовлетворен таким объяснением.
