Верену.
– Он в последние дни ходит сам не свой, – доверительно сообщила она. – Когда мы стали делать опыт, у него явно поехала крыша – он вдохнул нашатыря, выглянул в окно, посмотрел на небо и пробормотал какую-то чушь. Я попыталась не обращать на это внимания, но он начал шептать мне на ухо, а нам нужно было работать. Я из-за него получила двойку.
– Ты исправишь оценку. Так что он тебе нашептывал?
– Он все время повторял: «Ты видишь ее?» Все-таки он ненормальный.
Но это было не все. Вскоре до меня дошли слухи, будто Фабиан затеял драку с каким-то парнем во время футбольного матча, который состоялся после уроков,
– Ты еще не готов снять эту маску таинственности? Может, впустишь меня в свой мир? – поинтересовался я.
Фабиан не удостоил меня ответом.
– Ну? Что с тобой происходит? – не отставал я.
Его враждебный тон явился для меня неожиданностью.
– Что ты имеешь в виду? Интересуешься моей жизнью только по пятницам? Пытаешься снова добиться приглашения в гости?
– Господи, конечно, нет. Что с тобой? Какая муха тебя укусила? Я просто хотел узнать, как твои дела.
– Со мной все в порядке. За меня не беспокойся.
Я с хрустом раздавил валявшуюся на земле фисташковую скорлупку.
– Я скоро возвращаюсь учиться обратно в Англию, – сообщил я. – Просто хотел сказать тебе об этом. – Лицо Фабиана сохраняло все то же хмурое выражение. – Послушай, я разговаривал с Суаресом после того, как ты пошел спать…
– Рад за тебя. В следующий раз, когда захочешь прийти в наш дом, то звони прямо ему, раз вы с ним такие большие друзья.
– Подожди…
– Байрон уже приехал за мной, – ответил Фабиан. – Увидимся в понедельник.
Ожидание минуты, когда за тобой приедут и отвезут домой, еще никогда не казалось мне столь тягостным, как сегодня. Нужно было сделать что-то такое, чтобы все снова стало как прежде.
В те выходные отец вошел в мою комнату, держа в руке конверт с британской почтовой маркой. По выражению его лица я понял, что дела мои плохи.
– Проверка способностей, – пояснил он, пожав плечами. – Я должен дать тебе ограниченное время для выполнения этих заданий, а потом отослать их обратно в школу в специальном запечатанном конверте. Это крайне ответственное дело.
Матери дома не было, она отправилась играть в теннис, поэтому пришлось высказывать протест отцу. Я тяжело вздохнул и в мелодраматическом жесте вскинул руки. Заниматься подобными вещами в присутствии отца я ужасно не люблю – даже на искренние вспышки моего дурного настроения он реагирует хуже, чем мать. Тем не менее я решил довести до его сведения факт моего несогласия.
– Послушай, – сказал отец. – Если тебе действительно не хочется уезжать отсюда, мы обсудим это позднее, ближе к отъезду. Но, как мне кажется, ты сам пока еще не решил, что для тебя будет лучше.
Я поднял бровь в надежде, что эта гримаса удачно передает мое скептическое презрение.
– Ну давай, дружище. Сегодня прекрасный день, ты можешь заполнить все эти бумажки прямо сейчас, на балконе. А я пока приготовлю что-нибудь перекусить.
Я направился из комнаты, понуро опустив плечи. Я старался двигаться как можно более медленно, словно едва волочил ноги, и даже на всякий случай изобразил учащенное дыхание, предшествующее приступу астмы.
– Послушай, – произнес отец, – у меня есть мысль. Если ты действительно вознамерился убедить нас, что не желаешь ехать в Англию, то мог бы… ну… провалить эти испытания, не справиться с ними.
Я остановился и обернулся.
– Разумеется, я тебе ничего такого не предлагал. Подозреваю, они лишь потому прислали эти тесты, чтобы убедиться, что берут на учебу нормального парня, а не какого-то недоумка, который за два года растерял все свои мозги, просиживая штаны в международной школе. – Затем отец заговорщически понизил голос: – Тебе достаточно лишь изобразить из себя такого придурка.
Я улыбнулся, облегченно вздохнул, открыл балконную дверь и сел за выставленный на балкон столик.
– У тебя есть цветной карандаш? – спросил я.
– Мне кажется, они воспримут ответы, написанные цветным карандашом, как издевательство.
Я принялся разглядывать город. Быстрой молнией вниз нырнула ласточка, устремившись в гнездо, прилепленное к карнизу какого-то стоящего ниже дома. Вдали виднелась панорама Кито, беспорядочно теснившего у подножия гор и на склонах величественных вулканов. Прежде чем отправиться на поиски карандаша, отец положил на стол какую-то брошюру. Я открыл ее – интересно все-таки, куда тебя отправляют. Одетые в твидовые пиджаки мальчишки с жиденькими волосами за бильярдным столом; небритый тип с огромным родимым пятном и в невероятных защитных очках таращится на пламя бунзеновской горелки. Какой-то близорукий, жалкого вида паренек трусит по грязной спортивной площадке с мячом для игры в регби в руках на фоне редких деревьев с облетевшей листвой. Я снова посмотрел на город. Солнечный свет воспламенил вершины Котопахи, отражаясь живым золотом от застекленной двери нашего балкона.
– Значит, будем считать, что у меня нет отца!
Это слова Люка Скайуокера, произнесенные им в тот момент, когда Дарт Вейдер отказался признать Темную Сторону. Ответ отца был одновременно и предсказуемым, и резонным:
– Довольно разыгрывать мелодраму!
Занеся ручку над листом бумаги, дыша разряженным высокогорным воздухом, сдобренным сладковатым смогом, я вновь посмотрел на далекий город, на возвышающиеся над ним вершины вулканов и вспомнил о Хуаните. Вот у кого никогда не возникало таких проблем, как у меня.
Отец, разумеется, был прав. Мне ничего не стоило смухлевать с ответами, выставив себя полным недоумком, и еще на какое-то время остаться в этом удивительном городе. Но он слишком хорошо меня изучил и потому знал, что я вряд ли клюну на его удочку. Я, конечно, мог бы сказать, что в ту пору так переживал за Фабиана, что не думал ни о чем другом, и потому задачей номер один для меня было разделаться с тестами. Однако сказать так – значит покривить душой. В конце концов гордость взяла верх, и к тому времени, как я закончил первый тест, стало ясно, что я сознательно лишаю себя Эквадора. Было в этом – сегодня, обладая благоприятной возможностью бросить взгляд в прошлое и гораздо лучше зная самого себя, я могу с легкостью в этом признаться – некое мазохистское удовольствие от собственноручно подписанной экстрадиции, предполагавшей мучительное расставание с этой замечательной страной и городом, который лежал в те мгновения передо мной. Я намеренно выдворял себя из страны, где обитают гигантские черепахи, где находят Ледяных принцесс, и винить в этом мне следовало только самого себя.
Увы, проблема Фабиана начала заново всплывать в моем сознании прежде, чем я до конца заполнил тесты. Нужно было каким-то образом снова завоевать его доверие, особенно если учесть, что мне, судя по всему, оставалось провести в Эквадоре считанные недели. Однако независимо от того, как много я размышлял об этом, любой мысленный поступок вновь возвращал меня к словам Мигеля де Toppe и к смутному, расплывчатому образу Суареса в последние выходные.
Наконец тесты были положены в конверты и приготовлены к отправке по почте, а мы с отцом,
