— Семен Романович, миленький, я тут на днях посмотрела на себя в зеркало.
— И что ж ты там такое увидела?
— Я увидела женщину, которая под тридцать лет вдруг начала жить своей жизнью! Понимаете, своей!
— А до сих пор не своей, что ли, жила?
— Да, именно! И это все — мое! И хоть тяжело иногда до ужаса, и сил нет, и уверенности в завтрашнем дне никакой, а все равно…
— Я в тебе не ошибся, Варежка! И все у тебя получится, конечно, если мужик какой-нибудь не встрянет… Варь, мне Надюха говорила, у тебя там в Альпах твоих есть кто-то?
— Есть, а что?
— Держись его. С европейцами как-то спокойнее. — Семен Романыч, да не нужны мне мужики, не до них мне сейчас! Мне работать надо, зарабатывать, у меня же мама и сын… До романов ли тут?
— Правильно мыслишь. И вообще, я сейчас добрый, скажу тебе — я тобой доволен.
— Ох, спасибо вам! Знаете, как мне это важно!
— Только ты не расслабляйся! А то знаю я вашу сестру. Похвалишь вас, а вы и расслабитесь.
— Нет, я не расслаблюсь, Семен Романыч!
У Шилевича в кармане зазвонил телефон.
— Надюха? А мы с Варежкой кофе пьем! Подарок тебе купили! Хорошо, договорились! Варежка, Надюха спрашивает, можем мы прямо сейчас приехать?
— Семен Романович, у меня есть еще одно дело, ну на полчаса примерно, и я примчусь. А вы езжайте!
— Так, может, тебя подбросить?
— Нет, тут недалеко. Я, как говорится, в одно касание! А вы поезжайте! И так уже проштрафились, забыли про такую дату! Да, и обязательно по дороге купите цветы!
— Молодчина, что напомнила! А какие купить?
— Думаю, тюльпаны! Очень много тюльпанов!
— Понял!
Варя вернулась в антикварный магазин, где заранее приглядела красивую корзинку для конфет или печенья и даже успела пошептаться с продавщицей, чтобы та отложила для нее эту вещь. Еще она купила букет фрезий, они так чудесно пахнут!
Правда, одета я непразднично, спохватилась она, ну да ладно, это не моя дата, к тому же Семен Романович сказал, что все будет более чем скромно. Наверное, придется еще помогать на кухне.
И Варя помчалась к Шилевичам. Она полюбила этих людей и их уютный, хоть и безалаберный дом.
Вечер прошел очень весело и мило. Гостей всетаки набралось порядочно, все с любопытством смотрели на Варю и, как ей показалось, вполне доброжелательно. Из знакомых ей были только Борис Аркадьевич, оператор, и Алексей Иванович.
В разгар ужина Борис Аркадьевич вдруг обратился к хозяину дома:
— Сеня, слыхал, Симбирцев опять дебош устроил! Надрался как сволочь и дал кому-то в рыло! А пострадавший вроде собирается в суд подать.
— Черт знает что! — воскликнул кто-то из гостей. — Вот скажи, Надька, чего так его колбасит? Вроде все у парня хорошо: и родители, слава богу, живы-здоровы, и снимается он как подорванный, и бабы не переводятся…
— Вася, друг ты мой, почему артисты пьют! Тоже мне вопрос! Стресс снимают, усталость… Что тут поделаешь… А Стаса жалко! Такой талант редкий!
— Сеня, ты не передумал его снимать? — спросил Борис Аркадьевич.
— Ну вот, если б я обращал внимание на такие штуки… И потом, кто лучше него эту роль сыграет? Но у меня жестко, ты ведь знаешь. Предупрежу — если хоть раз нажрется во время съемок, я с ним распрощаюсь без сожалений. На многих действует! Димка вот тоже отнюдь не трезвенник, но дисциплина железная, я его сколько снимал, ни разу меня не подвел. Кстати, сегодня Варя меня о Стасе спрашивала. Видишь, Варежка, как все обстоит…
Домой Варю подвез Борис Аркадьевич, он капли в рот не брал.
— Варюха-горюха, помнишь, откуда это? — вдруг спросил он. Борис Аркадьевич любил огорошивать артистов такими вопросами.
— Вроде бы из «Поднятой целины».
— Обалдеть! Ишь, чего знаешь… А кто написал «Князя Серебряного»? — хитро прищурился он.
— Алексей Константинович Толстой.
— Ну надо же! А «Волшебную гору»?
— Томас Манн!
— Интеллектуалка, да? — как будто даже огорчился Борис Аркадьевич.
— Ой нет, просто мама в детстве внушала, что стыдно не знать таких вещей.
— Ишь, какая у тебя мама… А теперь никому за невежество не стыдно… Знаешь, я тебя так сниму! Будешь самой красивой артисткой!
— Блин? — рассмеялась Варя.
— Что?
— Ну, Семен Романыч, когда на меня орет, всегда завершает свои крики фразой: «Артистка, блин»!
Борис Аркадьевич расхохотался.
— Да, у Сеньки и вправду глаз-алмаз! Чует мое сердце, все у тебя получится! Я тоже в вашем брате- артисте кое-что смыслю…
— Все, приехали! Спасибо вам огромное.
— Погоди, Надюха говорила, у тебя сынок есть.
— Есть.
— Скучаешь?
— Ужасно! Правда, мы с ним почти каждый день по скайпу общаемся.
— А с кем же он там?
— С моей мамой.
— Это хорошо, твоя мама, похоже, умеет детей воспитывать. Ладно, беги, выспись по возможности. Любовника еще не завела?
— Какого любовника! Мне не до них. Ну, еще раз спасибо и спокойной ночи!
— Кстати, помни, для артистки сон — первое дело.
— А я думала талант первое дело, — улыбнулась Варя, открывая дверцу.
— Талант талантом, а выспаться надо!
— Спасибо, я высплюсь, мне только бы до подушки добраться!
— Ну беги, беги! Надо же, про «Волшебную гору» знает. Постой, Варь!
Она обернулась.
— А «Поэму экстаза» кто написал?
— Скрябин! — расхохоталась Варя и вбежала в подъезд.
— Ни фига себе девка! — пробормотал под нос Борис Аркадьевич.
Но на сей раз Варя никак не могла уснуть. Ворочалась, вскакивала, пила воду с медом, ничего не помогало. Почитать бы, но книг у нее с собой не было, а купить она не удосужилась, некогда было. Предыдущая жиличка оставила только какую-то книжку, вернее, брошюру о борьбе с целлюлитом. Почему я ее не выбросила? Она встала и выкинула брошюрку в мусорное ведро. Потом открыла компьютер, заглянула в почту. Там оказалось письмо от Эмми. Он писал: «Дорогая моя Барбара, я страшно скучаю, но в Москву вырваться не получается, туда же нужна виза, а это канитель и запланированное мероприятие, вот так вдруг не вырвешься. Я, конечно, постараюсь получить мультивизу, и вот тогда… Правда, история с русскими партнерами не выгорела, но это неважно. На днях заезжал к фрау Анне, видел Ники, он здоров и весел, говорит, что не очень скучает, так как почти ежедневно общается с тобой по скайпу. Я тоже хочу! Свяжись
