сомкнуть глаз, все думала: убьют ее или оставят в живых? Разбойники сидели вокруг огня, пели песни и пили, а старуха разбойница кувыркалась. Страшно было бедной девочке смотреть на все это.
Вдруг лесные голуби проворковали:
– Курр! Курр! Мы видели Кая! Белая курица несла на спине его салазки, а он сидел в санях Снежной королевы. Они летели над лесом, когда мы, птенчики, еще лежали в гнезде; она дохнула на нас, и все умерли, кроме нас двоих. Курр! Курр!
– Что вы говорите! – воскликнула Герда. – А вы не знаете, куда полетела Снежная королева?
– Наверное, в Лапландию, ведь там вечный снег и лед. Спроси вон у этого оленя, что стоит на привязи.
– Да, там вечный снег и лед – чудо как хорошо! – сказал северный олень. – Как привольно там бегать по бескрайним сверкающим снежным равнинам! Там раскинут летний шатер Снежной королевы, а постоянные ее чертоги дальше, близ Северного полюса, на острове Шпицберген.
– О Кай, милый мой Кай! – вздохнула Герда.
– Лежи-ка смирно, – сказала маленькая разбойница. – А не то распорю тебе живот ножом!
Утром Герда передала ей слова лесных голубей, а маленькая разбойница серьезно посмотрела на Герду, кивнула головой и сказала:
– Ну ладно!.. А ты знаешь, где Лапландия? – спросила она затем у северного оленя.
– Кому и знать, как не мне! – ответил олень, и глаза его заблестели. – Там я родился и вырос, там скакал по снежным равнинам.
– Так слушай, – сказала Герде маленькая разбойница. – Видишь, все наши ушли, дома только мать; немного погодя она хлебнет из большой бутылки и заснет, – тогда я для тебя кое-что сделаю.
Тут девочка вскочила с постели, обняла мать, дернула ее за бороду и проговорила:
– Здравствуй, мой маленький козлик!
А мать надавала ей щелчков по носу, так что нос у девочки покраснел и посинел, – но все это любя.
После того как старуха хлебнула из своей бутылки и захрапела, маленькая разбойница подошла к северному оленю и сказала:
– Долго еще я могла бы над тобой потешаться! Очень уж ты смешной, когда тебя щекочут острым ножом. Ну да ладно! Я тебя отвяжу и выпущу на волю, можешь убираться в свою Лапландию. Но за это ты отнесешь вот эту девочку во дворец Снежной королевы, – там ее названый брат. Ты, конечно, слышал, про что она рассказывала? Она говорила довольно громко, а ты всегда подслушиваешь.
Северный олень подпрыгнул от радости. Маленькая разбойница посадила на него Герду, крепко привязала ее и даже подсунула под нее мягкую подушечку, чтобы ей удобнее было сидеть.
– Так и быть, – сказала она, – возьми назад свои меховые сапожки, а не то ноги замерзнут! А муфту я оставлю себе, очень уж она хороша. Но я не хочу, чтобы ты озябла: вот рукавицы моей матери – видишь, какие большие, тебе до самых локтей дойдут. Надевай их! Ну вот, теперь руки у тебя как у моей безобразной мамаши.
Герда плакала от радости.
– Терпеть не могу, когда хнычут! – сказала маленькая разбойница. – Ты теперь радоваться должна. Вот тебе еще два каравая и окорок, чтобы голодать не пришлось.
Караваи и окорок навьючили на оленя. Потом маленькая разбойница отворила дверь, заманила собак в дом, перерезала острым ножом веревку, которою был привязан олень, и сказала ему:
– Ну, живо! Да смотри береги девчонку!
Герда протянула маленькой разбойнице обе руки в огромных рукавицах и попрощалась с нею. Северный олень пустился бежать во всю прыть по пням и кочкам, по лесу, по болотам, по лугам. Выли волки, каркали вороны. «Уф! Уф!» – послышалось вдруг с неба, и оно словно чихнуло огнем.
– Вот мое родное северное сияние! – сказал олень. – Гляди, как горит!
И он побежал дальше, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Прошло много времени; караваи съели, ветчину тоже. Наконец путники очутились в Лапландии.
Сказка шестая
Лапландка и финка
Олень остановился у жалкой избушки – крыша ее свисала до самой земли, а дверь была такая низенькая, что людям приходилось вползать в нее на четвереньках. Дома была только старуха лапландка, жарившая рыбу при свете коптилки, в которой горела ворвань. Северный олень рассказал старухе всю историю Герды, но сначала свою собственную, так как она казалась ему гораздо важнее. Герда же так окоченела от холода, что и говорить не могла.
– Ах вы бедняги! – сказала старуха. – Долгонько еще вам быть в пути! Придется пробежать сто миль с лишним, пока доберетесь до Финмарка, – там Снежная королева живет на даче и каждый вечер зажигает голубые бенгальские огни. Погодите, я напишу два слова на вяленой треске – бумаги у меня нет, – а вы снесете треску финке, что живет в тех местах, и она лучше моего сумеет вас научить, что делать.
Когда Герда согрелась, поела и попила, старуха написала несколько слов на вяленой треске, велела Герде хорошенько беречь ее, потом привязала девочку к спине оленя, и тот помчался снова. «Уф! Уф!» – снова зачихало небо и стало выбрасывать столбы чудесного голубого пламени. При его свете олень с Гердой добежал до Финмарка и постучался в дымовую трубу финки, – в ее доме и дверей-то не было.
Ну и жарко там было! Сама финка, низенькая грязная женщина, ходила полуголая. Она живо расстегнула платье Герды, сняла с нее рукавицы и сапоги, – а не то девочке было бы слишком жарко, – положила оленю на голову кусок льда, затем принялась читать письмо на вяленой треске. Она три раза прочла его от слова до слова, пока не выучила на память, потом сунула треску в котел с супом: рыба еще годилась в пищу, а у финки ничего даром не пропадало.
Тут олень рассказал сначала свою историю, потом историю Герды. А финка помалкивала, только щурила свои умные глазки.
– Ты такая мудрая женщина, – сказал олень. – Я знаю, ты можешь связать одной ниткой все четыре ветра: когда шкипер развяжет один узел – подует попутный ветер, развяжет другой – погода разыграется, развяжет третий и четвертый – подымется такая буря, что деревья валиться станут. Свари, пожалуйста, девочке питье, которое даст ей силу дюжины богатырей! Тогда она одолеет Снежную королеву.
– Силу дюжины богатырей! – воскликнула финка. – Да, все это ей пригодится!
Тут она взяла с полки и развернула большой кожаный свиток, он был покрыт какими-то странными письменами; финка принялась разбирать их, и разбирала так усердно, что пот градом катился с ее лба.
Олень опять принялся просить за Герду, а сама Герда смотрела на финку такими умоляющими, полными слез глазами, что та заморгала, отвела оленя в сторону и, меняя лед ему на голове, шепнула:
– Кай в самом деле у Снежной королевы, но он всем доволен и думает, что лучше ему нигде быть не может. А всему причиной осколки зеркала, что сидят у него в глазу и в сердце. Их надо вынуть, а не то он никогда не станет прежним и вечно будет под властью Снежной королевы.
– А нет ли у тебя средства сделать Герду всесильной?
– Сильнее, чем она есть, я не могу ее сделать. Неужто ты сам не видишь, как велика ее сила? Подумай, ведь ей служат и люди и животные! Она босиком обошла полсвета! Но мы не должны говорить ей о той силе, что скрыта в ее сердце. А сила ее в том, что она невинный милый ребенок. Если она сама не сможет проникнуть в чертоги Снежной королевы и вынуть из глаза и сердца Кая осколки, то мы и подавно не сможем! В двух милях отсюда начинается сад Снежной королевы. Отнеси туда девочку, оставь ее у большого куста, что стоит в сугробе, усыпанный красными ягодами, и не мешкая возвращайся сюда.
Тут финка посадила Герду на спину оленя, и он бросился бежать со всех ног.
– А теплые сапоги! А рукавицы! – крикнула Герда; она про них вспомнила, когда ее стал пробирать мороз.
Но олень не смел остановиться, пока не добежал до куста с красными ягодами; тут он спустил девочку на снег, поцеловал ее в губы, и вдруг из глаз его покатились крупные блестящие слезы. Затем он стрелой помчался назад.
Бедная девочка осталась одна, на трескучем морозе, без башмаков, без рукавиц. Она побежала вперед что было мочи. Навстречу ей мчался целый полк снежных хлопьев, но они падали не с неба, – небо было совсем ясное, и на нем пылало северное сияние, – нет, они неслись по земле прямо на Герду и казались тем
