– Совершенно верно. И еще придумаем, куда поехать.
– Знаете, а мне все равно куда… Лишь бы с вами.
– Родион Николаевич, Родя, не нужно этого.
– Почему? Я вам неприятен?
– Ну что вы… Нет, но…
– Лали, вы боитесь? Меня или себя?
– Да никого я не боюсь…
– Неправда. Я даже знаю, чего вы боитесь.
– И чего же?
– Сравнения.
– Какого сравнения? – побледнела она.
– С вашим покойным мужем. Вы боитесь, что я не выдержу этого сравнения, вы разочаруетесь… Разве не так?
Она молча пожала плечами.
– Лали, насколько я понял со слов ваших и вашего сына, муж ваш был близок к идеалу…
– Да нет, что вы! Он был человек со своими недостатками, со своими странностями. Живой человек, а никакой не идеал. Просто я любила его. Вот и все.
– Лали, но его нет больше.
– Я знаю.
– А я живой, я люблю вас, люблю наверное как-то иначе, чем он. Я другой. Совершенно другой. И вам вовсе не нужен клон. Может, во мне вы найдете что-то совсем для вас новое, интересное… Ну я не знаю, черт, я не умею себя рекламировать.
– И не надо, – улыбнулась она. – Вы хороший человек, это я уже поняла.
– Но вам этого мало…
– Да нет, это очень много в наше время.
– Да, сейчас это еще отчасти наше время, но, Лали, время так скоротечно… А мы уже не дети. Простите, простите, Лали, я лучше пойду. Я не умею так…
– Как?
– Я не умею вымаливать любовь. Спасибо за все. Вот вам моя визитка, больше я не стану вам надоедать. Понадоблюсь, свистнете. Желаю счастья и удачи в Новом году.
Он встал и быстро вышел на улицу.
Хватит с меня! Уеду к чертям домой. Не могу я так… Вымаливать любовь этой равнодушной ко мне женщины? Еще чего! Я сделал все, что мог. И хватит.
Вернувшись в гостиницу, он позвонил в аэропорт, выяснил, что сейчас добраться до Москвы можно только через Милан. Ну и черт с ним. Полечу через Милан. Он был зол на себя.
– Лали, ну что?
– Ирма, я ничего не поняла…
– Чего не поняла? Он поговорил с Петей?
– Да. Но потом… С Петей все нормально… Они поговорили, Петька был даже веселый, они как будто подружились. Когда он ушел, я пригласила Родиона на Новый год, пообещала свозить первого и второго куда-нибудь за город…
– И что?
– Он был такой серьезный, нежный, объяснялся в любви в открытую… И вдруг словно взбесился. Швырнул на столик деньги и свою визитку и убежал.
– Куда убежал?
– Откуда же я знаю… Но у меня создалось впечатление, что он решил уехать… Насовсем.
– Идиотка!
– Почему? Что я сделала не так? Я только не кинулась в его объятия. Но он не мог рассчитывать…
– Почему это?
– Ну я же не люблю его.
– А ты уверена?
– Конечно.
– А он привык к легким победам. Он, если хочешь знать, офигительно интересный мужик, победитель, а тут втюрился в тебя, ему это показалось интересным… Такая красивая, грустная вдова… Нуждается в защите… И он начал совершать подвиги. Во имя дамы.
– Какие подвиги?
– Ну, во-первых, он примчался сюда незваный, заложил родного брата, тем самым защитил даму сердца, взял на себя миссию раскрыть глаза племяннику… Это, по-твоему, не подвиг?
– На подвиг не тянет.
– Дурища, оглянись вокруг! Это самый настоящий подвиг. Но за подвиг полагается награда. А он понял, что это было впустую, вот и взбеленился. Ну не привык он завоевывать баб. Не привык.
– Не привык, не надо. Никто его не просил. А Платон, кстати, может и не появиться… И окажется, что подвиг был совершенно напрасным и даже вредным.
– Ох, я не думаю.
– Ты о чем?
– Я убеждена, что твой Платон именно появится.
– Ну и пусть.
– Лали, скажи честно, тебе не жаль, что он сбежал?
– Да нет… Ну, разве что самую малость.
– Но он же тебе нравился.
– Ну и что? Этого мало.
– Да, теперь я понимаю твоего однокурсника.
– Какого однокурсника?
– Который прозвал тебя девственной селедкой.
Лали улыбнулась.
– Ирма, ты чего злишься?
– Потому что я терпеть не могу, когда бабы делают глупости и упускают такой шанс.
– Да какой такой шанс?
– Ладно, можешь хорохориться сколько угодно, но я знаю, ты раскаиваешься.
– Ни чуточки. И котенка я Родькой звать не буду. Назову Барсиком. Или нет, Чалдоном, как бабушкиного кота звали.
– Да, эта малявка типичный чалдон. А ты все-таки влюблена в него, но боишься сама себе признаться.
Лали сидела на пуфике в пустом магазине, уронив руки на колени и смотрела в одну точку. И ничего подруге не ответила. Небось опять своего Иваныча вспомнила, раздраженно подумала Ирма.
Родион был совершенно вымотан долгой и неудобной дорогой. В Милане ему пришлось вместо двух часов провести шесть. Он был по-прежнему зол на себя. И что я в ней нашел? Красивая, да, но немолодая уже, стильная, с шиком, вещи на ней сидят потрясающе, но холодная… ханжа… и зачем она мне сдалась, в жизни я так не унижался. И впредь не стану. Вот, нельзя изменять своим принципам! Я всегда относился к бабам так – хочешь, прекрасно, не хочешь, свободна! А добиваться, как предлагает Петя, нет уж, увольте. Стар я для этого. Тоже мне, цаца…
Войдя в квартиру, он первым делом достал из ящика файлик с поврежденной фотографией Лали, порвал ее в клочки и выкинул в ведро. Кажется, стало легче. После этого он набрал номер Фаины.
– Привет, девушка! Как дела?
– Нормально.
– Дуешься?
– Нет.
– Вот и правильно. Может, пообедаем завтра?
– А ты где?
