уже загружали в просторную семиместную «Тойоту». Перед вылетом они позвонили в Берлин Эдуардо, и теперь их встречал Мигель – смуглый, похожий на индейцев из старых вестернов, двоюродный брат художника, очень гордый возложенной на него миссией и своим автомобилем.
Он оказался довольно сообразительным, и объяснил, что будет их водителем круглосуточно в течение того времени, которое они решат провести в Эквадоре. Его с трудом удалось уговорить взять деньги на расходы, после чего он повернулся к пассажирам рубленым профилем и, картинно вглядываясь в дорогу орлиным взором, стал выруливать со стоянки.
Дорога шла серпантином, открывая виды на столицу Эквадора. Кито был двуликим, как Янус. Он то поворачивался к гостям старой частью с аккуратными светлыми особняками и пышными соборами, то, на следующем витке, откровенно выставлял на всеобщее обозрение обшарпанные многоэтажки и полуразвалившиеся лачуги. Разрывая утренний туман, ввысь стремились часовни церквей, на вершине горы взгляд притягивала гигантская фигура Девы Марии. Вскоре машина, проехав по площади Независимости, остановилась перед отелем в самом центре города.
«Патио Андалуз» – прочитала вывеску Сэнди. Пока водитель вытаскивал багаж и передавал его заспанному портье с блестящей тележкой, гости осматривались. Несмотря на ранний час, на улице уже было многолюдно, город проснулся, и в утренней суете кое-где, как театральные персонажи, уже разгуливали в явном восторге от себя полицейские со шпорами на сапогах и длинными саблями на боку. Европейские лица попадались очень редко.
– Посмотрите, – заметила Сэнди, – здесь же одни инки вокруг! Самые настоящие!
– Кечуа, – машинально поправил Лео. – Это самая большая народность, входившая в империю инков, а также название их языка. Государства инков стараниями Писарро и его приятелей больше не существует, остались кечуа и, конечно, метисы.
Действительно, большинство местных жителей, так же как и их водитель, имели специфические индейские черты.
Отель полностью оправдывал свое название. Это был двухэтажный особняк в андалузском стиле, с широкой открытой галереей, в большом внутреннем дворе которого располагался уютный ресторан. Номера тоже были двухэтажными, впрочем, пока не прошла акклиматизация, для Кито это был скорее недостаток: пока поднимешься на второй этаж, появляется одышка, сердце начинает возмущенно рваться из груди, как после марафонской дистанции.
– Теперь понятно, как буду чувствовать себя в старости, – с трудом отдышавшись, пожаловался Артур.
Сэнди, хотя и легче переносила смену высоты, не стала спорить. Казалось, что все силы ушли на подъем по крутой деревянной лестнице, и теперь сумки с вещами стояли в углу. Как-то так получилось, что они с Артуром оказались в одном номере, но Сэнди хватило только на то, чтобы сказать, что она будет спать наверху, а Артуру, чтобы сэкономить силы в преддверии старости, лучше расположиться внизу. Кито одержал свою первую победу.
На адаптацию, однако, времени не было. Из Европы Саймон смог разыскать в Кито своего коллегу, с которым когда-то учился в университете – швейцарца Клауса, живущего в Эквадоре уже больше пятнадцати лет. До встречи с ним оставалось всего два часа, и их решено было провести в отеле, спокойно обсудив план действий.
Сэнди, Николь и Лео уже расположились в креслах во внутреннем дворе, когда, наконец, появился Артур.
– Забавная здесь портретная галерея на стенах, вы обратили внимание? – спросил он, не садясь в кресло. – Этакий пантеон под названием «Знатные жители нашего города».
– И что? Ты увидел портрет Писарро? – спросил Лео.
– Его-то как раз и нет. Но есть нечто, показавшееся мне более интересным. Не хотите, чтобы я поработал экскурсоводом?
Портреты действительно в изобилии были развешаны по стенам обоих этажей. Но Артур уверенно прошел к одному из них, висевшему у лестницы.
– Обратите внимание, уважаемые посетители, – заговорил он с интонацией экскурсовода. – Перед вами портрет знатной дамы второй трети прошлого века.
С потемневшего холста на них смотрело лицо молодой темноволосой женщины скорее с европейскими, чем с индейскими чертами лица, удивительно напоминавшей кого-то…
– Это же служанка Антуана! – воскликнула Сэнди. – Как ее звали? Мари!
– Почти. Если не считать того, что дама на портрете старше, а учитывая дату написания портрета – значительно старше, – заметил Артур. – Но самое примечательное – подпись к портрету.
Все наклонились, чтобы рассмотреть буквы на потемневшей медной табличке.
«Мария-Тереза Гузман» – ошарашено прочел Лео..
* * *
– Увидев портрет, мы сразу же попытались связаться с Антуаном, – сказала Николь, когда через два часа они, сидя в ресторане, расположенном на горе прямо под статуей девы Марии, закончили рассказывать о своих приключениях однокурснику Саймона Клаусу Вайсу. – Но его телефон не отвечает, видимо, он уже в тибетских горах. Так что, дополнительных сведений о его так называемой служанке нам взять неоткуда. Ясно, во всяком случае, что она связана родством с Чучо…
Клаус, невысокий и плотный швейцарец с выгоревшими на солнце волосами и многолетним загаром, когда-то приехал в Эквадор с гуманитарной миссией, работал в джунглях Амазонки, изучал обычаи и культуру местных племен, издал фундаментальную монографию о кечуа и, влюбившись в страну, так и остался в Кито. Теперь же он внимательно дослушал все до конца, снял очки в тонкой золотой оправе и принялся неспешно протирать их кусочком замши.
– Во всем этом, – наконец, заговорил он, – есть как минимум одно неприятное обстоятельство: за талисманом, очевидно, охотится некто кроме вас. И этот некто, как показывают события, не останавливается ни перед чем… Дальнейшие поиски становятся небезопасными, – он вновь надел очки и оглядел своих собеседников.
– В любом случае, мы зашли слишком далеко, чтобы, даже если бы этого хотели, просто так выйти из игры, – решительно сказал Лео. – Благодаря некоторым альпинистским подвигам в Амстердаме, – он покосился на Артура, – у нас в руках оказалась вещь, никак не дающая нам такой возможности. Теперь мы сами превращаемся в объект охоты.
– Не обязательно, – быстро сказал Клаус. – Ведь, кроме вас, никому не известно, что половина талисмана у вас? Даже этому… как его… Герхарду.
– Мэттью знал о наших планах. Он читал расшифрованное голландское письмо и может предполагать, что мы нашли половину талисмана, – задумчиво произнесла Сэнди. – А раз Мэттью знал, значит, был в курсе и Ас… И не исключено, что змейка находится у них же.
– Вот уж в это я поверить не могу, – возразила Николь. – Несмотря на исчезновение Мэттью, мне кажется, что он здесь ни при чем. Он слишком хорошо воспитан для дурных поступков. Я думаю, даже случайно неправильно завязав галстук, он уже чувствует угрызения совести.
– А Ас? – спросил Артур. – Пусть и не сам… Где, например, гарантия того, что этот цыган, от Берлина до Марокко сопровождавший нас, не является его человеком?
В комнате повисла тягостная тишина. Предположение о том, что заказчик мог быть причастен к истории с Бадером, делало их всех невольными соучастниками.
– Я вот подумал… – заговорил, делая большие паузы между фразами, Клаус. – Исходя из того, что вы говорили… вы же так и не знаете, кто скрывается под именем Ас. А единственный человек, который буквально с первой секунды знал о находке письма… Одним словом, не может им быть этот ваш француз, Бассанж?
Сэнди буквально подскочила на месте. Эта мысль еще в Камарге пришла ей в голову, но она не решилась поделиться ею. Видно было, что предположение воспринято всерьез и остальными, но обсуждать его сейчас они оказались не готовы.
– Как-то слишком много неизвестных в этой вашей задачке, – вывел их из задумчивости Клаус. – Ну
