— Поздравляю, мама, он очень милый.
— Ты ему тоже понравилась. Он сказал, что ты на редкость привлекательная женщина. — В голосе матери слышалось нескрываемое удивление.
— Знаешь, мама, у нас говорят — часть мужчин любит полных женщин, а другая — очень полных!
— Глупое самоутешение русских распустех! — припечатала мать. — И я очень тебе советую заняться собой! Ты увидишь, похудев, ты станешь в сто раз лучше!
Элла промолчала и решила, что завтра первым делом в городе съест кусок шоколадного торта.
Но тут же вспомнила, что утром за ней заедет Витька — и надо как-то объяснить это матери.
— Да, мама, знаешь, я совсем забыла… Я сегодня встретила одного знакомого, еще по Одессе, и он обещал меня завтра повозить по городу.
— Кто он такой?
— Не волнуйся, весьма респектабельный господин, у него своя ювелирная фирма.
— Но где ты его встретила?
— В кафе.
— А я его не знаю? — заинтересовалась мать.
— Ну, наверное, ты помнишь его мать, Веру Сергеевну Шебанову из нашего двора, это ее сын, Витя. Мы дружили в юности, потом потеряли друг друга из виду.
— Шебановы? Нет, я не помню… А где они жили?
— Во флигеле, на первом этаже.
— Подожди, она была портнихой?
— Нет, она работала в порту.
— Нет, тогда не помню. Но как разбросало людей по свету! Говоришь, он ювелир? Это может быть интересно. Когда он за тобой заедет?
— В половине десятого.
— Жаль, у меня завтра в этот час процедуры.
Но ты возьми у него визитную карточку. Непременно.
— Хорошо, мама.
— Что ж, я рада, что ты, не будешь скучать, пока я занята!
Надеюсь, когда ты освободишься, меня уже здесь не будет! — мысленно проговорила Элла и, вслух пожелав матери спокойной ночи, побежала к себе наверх, а Людмила Семеновна болезненно поморщилась: дочь так топает по лестнице!
Витька вчера совсем, ничуточки ее не взволновал, но перед встречей с ним она все-таки решила навести красоту по максимуму. Вымыла голову, накрасилась, надела любимую черную рубашку, а к ней вчерашний шарфик, он здорово освежал, и, разумеется, надушилась любимыми духами «Холодная вода».
И выбежала за ворота, сияя. Он вышел ей навстречу из бежевого «Мерседеса», и они обнялись. , — Элюня, ты сегодня просто отпадно выглядишь! Как я рад тебя видеть! Садись, пристегивайся.
Сама справишься или помочь? Ох, какие духи приятные! Ну, ты не передумала менять билет?
— Не передумала! Вить, скажи, почему тут все ездят на «Мерседесах», а? Вот даже прислуга к матери на «Мерседесе» приезжает и почти все таксисты…
— В Австрии достаточно высокий уровень жизни, а «Мерседес» здесь не признак особого богатства, а просто надежная, хорошая машина по сравнительно доступной цене. Только и всего!
— А…
Поменять билет удалось уже на послезавтра. Элла сияла.
— Элюня, а может, ты делаешь глупость? Приехала на месяц в такой город, в такую страну, можно вообще поездить по Европе…
— Нет, Витька, я не хочу ничего! Мне тошно быть воплощенным разочарованием, понимаешь?
Он посмотрел на нее с нежностью и кивнул.
— Витька, а как тебе удалось освободиться на целый день? Ты ж, наверное, очень занятой человек?
— Не имеет значения, если я встретил тебя. Я, Элюня, никого и никогда так не любил…
— И я… Никого и никогда… Но я еще надеюсь.
— А я уже нет. Но мне и не надо.
— Витечка, скажи, ты что, пил?
— Да, было дело, по-черному пил. От тоски…
Но все-таки нашел в себе силы.., теперь вообще не пью, даже вот с тобой по рюмашке за встречу не выпью! Я скучный стал, правильный, да? Иной раз самому тошно. Но у меня дети…
— А фотографии детей с собой есть?
— Да. Вот смотри, специально сегодня захватил тебе показать. Это сын, Ники, ему девять, а вот дочка… Элла.
— Витька!
— Она совсем на тебя не похожа, но приятно… что она тоже Элла… А вот это Соня, моя жена. Она хороший человек, чудная мать, настоящий друг…
— Тебе повезло в жизни, Витька, а ты говоришь так, будто тебе не в радость…
— Да нет, не обращай внимания, просто у меня теперь в жизни другая температура. Раньше постоянно было тридцать девять, а теперь тридцать шесть и шесть. А ты по-прежнему температуришь?
— Не знаю, я не думала… Но, наверное, тоже нет, перегорела…
— Нет, у тебя есть еще порох в пороховницах.
Только надо, наверное, что-то поменять в жизни.
Полюбить…
— Легко сказать! Некого любить-то, Витечка!
— Ерунда, Элюня, ты очень скоро влюбишься без памяти, а то и полюбишь по-настоящему, я знаю.
— Откуда ты можешь это знать?
— Хочешь, расскажу?
— Хочу!
— Ты вот призналась, что любила только меня, а значит, всех мужиков сравнивала со мной, с тем бешеным парнем, каким я тогда был, и они казались тебе пресными, вялыми, да?
— Ну что-то в этом роде.
— А теперь ты увидела, каким я стал, ты разочарована…
— Не правда!
— Элюня, ты же всегда была хорошей девочкой, и как хорошей девочке тебе не может не быть приятно, что я стал приличным человеком, не пью, главное — не ворую, что я достойный член общества, — усмехнулся он не без горечи, — но ты любила-то того, вора с бешеным темпераментом…
— То есть ты хочешь сказать…
— Нет, я хочу сказать совсем другое. Что ты теперь свободна, того Витьки Шебы больше нет, нигде нет, понимаешь?
— Может быть… Да, наверное, ты прав… Витьки Шебы нет, и мамы, любящей, но где-то заблудившейся, тоже нет… Но ты… Витька, откуда ты такой мудрый, тебе ж еще и сорока нет!
— Потрепала жизнь, ну, наверное, с самого начала я не вовсе дураком был. Ну хватит нам этих философствований, поехали обедать на виноградники!
Хоть попробуешь настоящей австрийской кухни…
Он привез ее в ресторан на открытом воздухе, они поднялись на гору на самый верх, где стояли столы и лавки из потемневшего дерева и откуда открывался чудесный вид на другую гору, сплошь засаженную виноградом, с церквушкой наверху.
— Вина выпьешь, Элюня?
— Нет, не стоит.
— Да что ты, надо попробовать местное вино, а за меня не волнуйся, я спокойно выпью сок.
Подошла пожилая официантка, он сделал заказ.
Когда она принесла графинчик вина, высокий стакан сока и бутылку минеральной воды, Витька
