— Я понимаю.
— Замечательно, Элюня, но я хочу Тебя тоже попросить кое о чем.
— Слушаю!
— Давай завтра побудем вместе, а? Я покатаю тебя по окрестностям, мы погуляем, поговорим…
— Хорошо! Но сначала билет.
— Как скажешь. Где мы встретимся? Ты где живешь?
— Ватмангассе.
— Где это?
— Тринадцатый бецирк.
— А! Хочешь, я за тобой заеду? Ну, скажем, в половине десятого? — — Хорошо. Запиши мой телефон.
— И ты мой. С ума сойти, Элюня… Сколько ж мы не виделись?
— Двадцать лет, всего ничего. Знаешь, Витька, я иногда представляла себе нашу встречу…
— И я…
— Но что это будет так… И в Вене… Странно, да?
— Знаешь, я уж давно перестал удивляться.
Жизнь еще и не такие сюрпризы подбрасывает.
Но мне все-таки надо еще это осмыслить. Если бы эта полоумная не испугалась кота, я бы мог тебя просто не заметить. А она завизжала, я оглянулся и… Как в кино…
Он проводил ее до стоянки такси, поцеловал на прощание. В ней ничто не шелохнулось. Она просто была рада, что он жив, что у него все хорошо, что он поможет ей завтра… Но ее больше не трясло от его прикосновений, золотые пчелы не летали перед глазами, а вот она сама вдруг ощутила, что курица, кажется, собралась в полет — для начала в Москву, домой, а там будет видно!
Мать была дома.
— Ну наконец-то! Почему ты не отвечала на звонки?
— Я не слышала, — совершенно искренне ответила Элла. Она вытащила из сумки мобильник и обнаружила, что он полностью разрядился. — Странно, я его, кажется, заряжала вчера.
— Боже, какая ты несобранная. Ну как провела время?
— Отлично, мама! Только устала.
— Эллочка, у нас сегодня визит…
— Какой визит?
— Придет один человек, я хочу тебя с ним познакомить.
— Какой человек?
Мать слегка залилась краской.
— Ну он мой большой друг и давно хотел с тобой познакомиться.
— Мама, это твой любовник, что ли?
Она поморщилась:
— Ну я же сказала, друг…
— Бойфренд?
— Называй как угодно! — поджала губы мать.
— Но я же не говорю по-немецки.
— Он вполне прилично говорит по-русски.
— Это дело другое. А когда он придет? Я успею хоть немножко отдохнуть?
— Да-да, — он придет в девять.
— Может, надо что-то приготовить? — по привычке предложила Элла.
— О нет, мы выпьем вина. Он после шести не ест.
Парочка, баран да ярочка, подумала Элла.
Но после встречи с Витькой она ощущала странную легкость, ей было на все наплевать.
Бойфренд явился ровно в девять. Это был очень высокий, худой и элегантный господин лет за шестьдесят, с близоруким взглядом голубых, слегка навыкате, глаз и приятными старомодными манерами. Мать, причесанная, подтянутая, подкрашенная, выглядела потрясающе. Даже не скажешь, что я ее дочь, скорее младшая сестра, удивленно подумала Элла. Но какова, не успела одного похоронить, как уже новый претендент. Только я-то ей зачем?
Они чинно сидели в гостиной за столом красного дерева.
— У вас очень красивая дочь, моя дорогая Мика. В ней столько жизни, приятно, весьма приятно познакомиться с вами, душа моя! — на очень приличном русском заявил господин Вебер. — Вы похожи на вашу замечательную матушку!
Элла понятия не имела, что надо отвечать на такие речи, и потому помалкивала.
— Элла, душа моя, какая сейчас жизнь в России?
— Трудно сказать, — промямлила Элла.
Господин Вебер подлил ей вина. Вино было превосходное.
— Скажите, душа моя, в каком сейчас состоянии балет в Большом театре? Я, видите ли, старый балетоман, знал раньше всех ваших звезд, и прежде всего несравненную госпожу Плисецкую.
Но кроме нее там были и другие изумительные балерины — Рябинкина… Елена Рябинкина, мне она безумно нравилась, но как-то рано сошла… Максимова, Кондратьева, Бессмертнова, Тимофеева — целое удивительное созвездие, это не говоря о мужчинах… Васильев, Лиепа, Фадеечев, Годунов…
Ах, какая грустная судьба у Годунова… А кто сейчас блистает в Большом?
— Я не знаю, — честно призналась Элла, весьма далекая от балета. — Говорят, замечательно танцует Николай Цискаридзе… Но я не видела, только по телевизору…
— О, мне жаль вас. Это такое удовольствие! Помню, я всегда был приверженцем московской школы танца, а покойный Лео — петербургской, тогда ленинградской… Советую, идите в балет — и вам гарантированы часы настоящего счастья!
— Да, наверное, вы правы, — промямлила Элла.
— Она загубила свой талант, что называется, зарыла в землю, — сказала вдруг мать. — Училась играть на скрипке, и не где-нибудь, а в одесской школе имени Столярского, откуда вышли лучшие музыканты. Я видела ее звездой, а она выбрала такую скучную, такую приземленную профессию…
— Ну не всем же быть звездами, — пожала плечами Элла и порадовалась в душе, что скоро уедет отсюда. Слишком уж явно мать демонстрирует свое разочарование в дочери. Слишком явно!
— О, совершенно согласен с Эллой! — постарался замять неловкость господин Вебер. — Не обязательно быть звездой, главное — быть счастливой, не правда ли? Мне очень нравится ваша дочь, Мики! Она такая красивая и непосредственная… Мы с вами, Элла, непременно пойдем в балет, когда приедем в Москву с вашей мамой. У нас есть такие планы. Я заранее закажу по три билета на все интересные спектакли!
— Это будет свадебное путешествие? — спросила Элла, благо мать в этот момент вышла из комнаты.
Он мило рассмеялся:
— О женщины, от них ничего не скроешь!
Я давно люблю вашу маму, она удивительная женщина!
— Скажите мне честно, это из-за вас она стала меня искать?
Он слегка покраснел:
— Нет-нет, что вы… Я тут совершенно ни при чем… Но я, разумеется, хотел с вами познакомиться, ведь у меня нет своих детей, мы немолоды оба, и кто знает, как обернется жизнь. Надо же кому-то все оставить… Но Мики давно хотела вас искать…
— Спасибо за откровенность, — шепнула Элла.
Наверное, меня как наследницу забракуют, со смехом подумала она. Если меня забраковали как дочь…
Впрочем, и я ее как мать тоже забраковала. Значит, мы квиты! А этот Вебер симпатяга. Он, похоже, дружил с ее покойным мужем, любил ее — и вот дождался своего часа… Что ж, у каждого свои радости!
Когда господин Вебер ушел, Элла сказала:
