— А теперь? Посмотри мне в глаза и скажи честно! — Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. Но она уже ничего не видела из-за ослепительного блеска золотых пчел и ничего не слышала из-за их жужжания…
Утром он уехал. Обещал вернуться вечером.
А она, когда закрывала за ним ворота, подумала: он обещал вернуться, но уверенности в том, что вернется, нет ни малейшей. Значит, я не стану его ждать. По крайней мере не буду жить этим ожиданием. Она быстро собралась и уехала в Москву. На мгновение пожалела, что не попросила его довезти себя до города, а потом решила: и слава богу! Дел в Москве у нее сегодня не было, запись на радио предстояла только послезавтра, но она решила пробежаться по магазинам, ведь совсем скоро у нее будет новая кухня, а кастрюли, например, у нее старые и некрасивые, еще бабушкины. Но сначала она отправилась в салон к Маше. Там ей сказали, что Маша сегодня не придет, плохо себя чувствует. Элла помчалась к ней.
— Ой, Элка, как хорошо, что ты приехала!
Машка плохо выглядела, была бледная, несчастная, под глазами темные круги.
— Что с тобой? Токсикоз?
— Да. Первое время я так прекрасно себя чувствовала, а теперь началось. Чуть что, бегу блевать, кошмар какой-то!
— Ничего, это, говорят, проходит.
— Да, но пока пройдет! Элка, какая ты умница, что пришла! Как ты там? Как твой ремонт?
— Да я первым делом к тебе…
— А что случилось?
— Ничего.
— Ой, не ври! Меня не обманешь! У тебя такой вид…
— Какой?
— Свежепотраханный!
— Машка! — слегка смутясь, фыркнула Элла.
— И кто?
— Воронцов! Только не говори Любке, она почему-то против него настроена.
— Не против него, а против его альянса с тобой. Она считает, что он принесет тебе горе.
— Нет, уже не принесет, — Элла покачала головой с немного загадочной улыбкой.
— Почем ты знаешь?
— Да так… Создала оборонительные рубежи, выставила форпосты, или как там это все называется.
— Да брось, фигня все это. Он тебе наплетет с три короба, ты и раскиснешь. Форпосты она выставила . Расскажи лучше, что вчера было, я хоть вспомню, что бывает в жизни что-то кроме токсикоза.
Элла рассказала.
— Он хоть цветочек привез?
— Нет. — Элла только сейчас подумала, что он приехал без цветов, спешил наверное. Но все равно, ей это не понравилось.
— И вообще ничего не привез?
— Нет.
— Значит, жадный. Гони его в шею. Нет ничего гнуснее жадного мужика. Терпеть не могу!
— Понимаешь, — задумчиво проговорила Элла, — мне кажется, он просто плюет на всякие условности.
— О! Вот они, твои рубежи! Дура, ты уже его оправдываешь… Погоди, ты с ним нахлебаешься. Условности он презирает! Нельзя жить с таким человеком, разве что иногда спать… В постели можно наплевать на условности, просто даже необходимо. А в жизни…
— Маш, я с ним жить не буду, ну в смысле вместе, одним домом. Ни за что!
— Слова, слова, слова!
— Вот увидишь!
Но тут Маша вскочила и кинулась в уборную. Ее тошнило.
По магазинам Элла не пошла, а поехала к себе на квартиру. Кухня уже сияла новой плиткой, при виде которой блаженно ныло сердце. Какая красота!
— Девочки, мебель уже можно завозить?
— Конечно! Только когда будут монтировать, ты уж приезжай, сама следи, а то мало ли.
— Ну конечно!
Она позвонила в магазин, откуда ей должны были привезти кухню, и договорилась на послезавтра. Она приедет в Останкино на запись и останется ночевать. И хотя ремонт был еще в разгаре, но ей уже все нравилось, несмотря на то что малярша сокрушенно показывала ей на кривую стену в спальне, которую, сколько ни ровняй…
— Да черт с ней, — махнула рукой Элла. — Я этого просто не вижу! Мне все нравится!
Но к вечеру она заволновалась и поспешила на вокзал. Он ведь может и вправду приехать!
Он приехал. Он приезжал каждый день, вернее, вечер и оставался до утра.
И на шестой вечер Элла сдалась. Она решила, что сегодня приготовит ему такой ужин, что он поймет, как она его любит. Возможно, он тоже любит меня.., и она отправилась на кухню. С каким удовольствием она готовила для него! Даже тихонько напевала себе под нос любимую бабушкину песню из репертура Эдиты Пьехи: «Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу»! Ей казалось, что сегодня она окончательно все поймет — про него, про себя, про их отношения. И действительно, поняла. Он не приехал. И не позвонил. Она ждала его до двух ночи. Потом перестала ждать.
Накинула пальто и побежала к автомату за квартал от дома, чтобы позвонить ему на мобильник, убедиться, что он жив. Он был жив и ответил на звонок веселым, пьяным голосом:
— Алло, я вас слушаю! Черт побери, вы будете говорить? Ну тогда идите в жопу!
Жив, здоров и даже навеселе. А я ему что, резиновая кукла, которую можно потрахать, а потом отложить, пока опять не захочется? Нет уж, дудки!
Но только никаких сцен, никаких объяснений! Завтра же отсюда съеду, а домой пока не вернусь. Попрошу пристанища у Елизаветы Петровны, она предлагала пожить у нее, пока ремонт… Там он уж точно меня не найдет!
Утром она отнесла все наготовленное Алле Сергеевне, сердечно с нею простилась и сказала, что возвращается в город.
— Извините за нескромность, Эллочка, а если вас будут искать?
— Пусть звонят на мобильный, в чем проблема.
— Но почему так внезапно?
— Обстоятельства!
Она позвонила Любе, предупредила, что съезжает. Потом позвонила Елизавете Петровне. Та с радостью сказала, что безусловно приютит младшую подругу. Она сразу поняла — у Эллы какая-то неудача на любовном фронте.
И вечером, когда они пили чай с лимонным пирогом, который Элла испекла на скорую руку, деликатно подвела гостью к разговору на так волнующую обеих тему, и Элла все ей рассказала.
— Насколько я понимаю, тут речь идет об испытании.
— О каком еще испытании? — фыркнула Элла.
— Он, на мой взгляд, испытывает себя и вас.
Пробует, каково ему будет без вас теперь, как вы поведете себя… Со стратегической точки зрения вам лучше было бы никуда не срываться с дачи, а жить там, как будто ничего не случилось.
— Легко сказать, — вздохнула Элла.
— Я понимаю, но он может решить, будто вы хотите его таким образом наказать. Мужчины не любят чувствовать себя виноватыми…
— А мне плевать, как он там себя чувствует!
С высокого дерева! Почему я должна об этом заботиться? Он же не заботится о моем самочувствии.
А каково мне? Он меня использовал и пропал… Даже позвонить не удосужился! Нет, хватит с меня,