длинный и тонкий, а у другого короткий и толстый?
— Не знаю, — признался Махака.
И тот и другой согласились, что проиграли. «Мы одного поля ягоды, — решили они. — Нам надо держаться друг за друга».
Потом Кутуфеци и Махака приготовили вкусную еду чтобы съесть ее вместе.
— Давай раньше поспим. Тот, кому приснится самый интересный сон, съест все один.
Они пошли и легли спать. Прошло немного времени. Кутуфеци открыл глаза и сказал:
— Мне приснилось, что я поднимаюсь на небо и вижу разные замечательные штуки, я пришел от них в такое восхищение…
— А мне, — перебил его Махака, — приснилось, что я вижу, как ты поднимаешься на небо, и я сказал себе: «Он так восхищен разными замечательными штуками, которые там видит, что никогда не захочет спуститься». Я проснулся и все съел. А ты оказывается здесь.
Что вы скажете на это, женщины!
А вы, эй, мужчины!
Я еще не кончил, слушайте во все уши.
Шли, говорят, однажды Кутуфеци с юга, а Махака — с севера и по дороге встретились. Махака спрашивает у Кутуфеци:
— Что нового на юге, в той стороне, откуда ты идешь?
— Там все пошло вверх дном! — ответил Кутуфеци. — Страшные бедствия потрясают небо и землю. Я влез на гору, а она подо мной провалилась; прибежал в долину, а она вся ходит ходуном; бросился искать убежище в лесу, а там валятся деревья. Чтобы спасти голову от всех этих напастей, я пустился бегом на север. А как дела у вас на севере?
— Я видел тут кое-что почище, — ответил Махака. — Люди собрались на большое кабари и решили снести головы всем лжецам. Потому-то я и бросился бежать на юг.
Услышав эти слова, Кутуфеци так расхохотался, что чуть не лопнул; глядя на него, Махака тоже смеялся до упаду. Вдосталь насмеявшись, приятели вместе тронулись в путь, радуясь, что они оба такие замечательные вруны.
Однажды у Кутуфеци и Махаки заболели жены; чтобы приготовить им лекарство, нужны были лимоны. А лимоны росли только в саду старика, который жил на маленьком острове, окруженной водой, кишащей крокодилами. Кутуфеци и Махака окликнули рейнгахи и попросили у него несколько плодов. Но старик не захотел дать им лимонов. Кутуфеци и Махака стали бросать в него камнями и даже попали в голову. Старик подбирал камни и бросал их в Кутуфеци и Макаку. Кутуфеци и Махака стали бросать в него комьями земли. Старику залепило глаза, а камней под руками больше не было. Он схватил лимоны и начал бросать их в Кутуфеци и Махаку.
Два Друга подбирали лимоны и смеялись над стариком, который у себя в саду громко кричал от ярости и обиды. Потом они убрались восвояси, как крокодилы, уползающие но сухой траве со своей добычей.
Как-то раз Кутуфеци и Махака шли вместе и увидели старика, который стерег быков. «Какую бы нам сыграть шутку, чтобы заставить его убить быка?» — задумались они.
И Кутуфеци придумал:
— Одному из нас надо спрятаться вон под той скалой, только и всего.
— Ладно, — сказал Махака.
Кутуфеци спрятался под скалой, а Махака пошел к старику.
— Пипилики… пипилики… — пропищал Кутуфеци. — Если не принесут в жертву быка, старик умрет.
Он старался говорить так, чтобы казалось, будто это говорят камни. Старик замер от изумления.
— Пусть стихнет голос, который дошел до нас, — проговорил он.
Но голос зазвучал снова:
— Пипилики… пипилики… Если не принесут в жертву быка, старик умрет.
Махака подошел к старику:
— Отец, этот голос разрывает мне сердце.
— Вдруг это правда? Я должен пойти рассказать жене детям, — сказал старик и пошел к себе в хижину.
— Может лучше убить одного быка, — сказала жена только кому принести эту жертву?
Старик ушел, захватив топор, веревку и нож; он вернулся к Махаке и, совершив жертвоприношение, попросил его разделать быка. Махака отрубил голову, благословил ее и сказал:
— Прекрасная голова, благодатная голова, ты для меня или для этого старика?
— Для меня, — ответил старик. Потом Махака отрубил плечо и стал его хулить:
— Дурное плечо, злосчастное плечо, ты для меня или для этого старика?
Старик не захотел взять плечо и сказал:
— Бери его себе, дитя мое.
Махака отрубил ноги и стал их расхваливать:
— Серебряные ноги, невиданные ноги, вы для меня или для этого старика?
— Для меня, — сказал старик.
Махака разрубил грудь и стал ее хулить:
— Дурная грудь, злосчастная грудь, ты для меня или для этого старика?
Старику не понравилась грудь, и он сказал:
— На что она мне? Возьми ее себе, дитя мое.
То же самое Махака сделал со всеми остальными кусками. Плохое мясо пошло старику, а хорошее досталось ему. Под конец, чтобы старик чего-нибудь не заподозрил, он сказал:
— Теперь тебе не страшна злая судьба. Живи сто лет.
Махака разыскал под скалой Кутуфеци и рассказал ему:
— Знаешь, как я делил мясо? Хорошее ругал, а плохое хвалил. Старик меня благословил, и у меня в мешке все самые лучшие куски.
— Славное дело! — сказал Кутуфеци. — Теперь у каждого из нас вдосталь еды. А у достопочтенного рейнгахи скоро не останется ничего, кроме проклятий.
— Эдрей! Зато у нас есть мясо. Быки, убитые ради мертвых, — дурное мясо. Быки, убитые для живых, — хорошее. У нас с тобой, друг, как раз хорошее, так что бояться нечего…
Что скажете об этом, вы, мужчины?
Что думаете про это, вы, женщины?
Когда наступает день, восходит солнце.
Когда наступает ночь, появляется луна.
Может, кто-нибудь и солгал, но только не я.
Эту историю рассказал мой прапрадедушка.
Однажды какой-то спесивый рейнгахи расхаживал, хвастаясь нарядной красной шелковой ламбой.
— Какая у вас красивая ламба, отец, — заговорил с ним Махака, — и как она вам идет… Замечательная ламба. Не разрешите ли мне ее примерить, хотя я и так знаю, что вам она идет гораздо больше, чем мне.
Старик растаял от таких похвал и ответил:
— Замечательные слова, дитя мое. Это в самом деле великолепная ламба, и она, правда, мне очень идет.
Он снова важно зашагал, страшно довольный сам собой. Потом старик набросил ламбу на плечи Махаки: ему было приятно, что его наряд вызывает восхищение.
