И он любил ее за это.
Люк вздохнул, укрыл одеялом свою пациентку и принялся разводить огонь в камине: день выдался не по сезону холодный. Глядя на пляшущие языки пламени, он размышлял о чувстве долга и о днях своей невинной юности. Каким он был когда-то! И кто он теперь!
Он думал о женщине с каштановыми волосами, лежавшей сейчас в его постели, для которой не было места в его новом мире.
Он снова и снова повторял себе, что она не для него. Тени становились все длиннее, в трубе завывал ветер, в окна барабанил дождь. Люку показалось, что в прохладном воздухе запахло лавандой, но он уверил себя, что это всего лишь игра воображения.
Он снова стремглав бежал сквозь длинный, мрачный коридор своих воспоминаний, когда его разбудил шелест простыней.
Люк вскочил на ноги и всмотрелся в еле различимые тени. В камине догорали последние угольки. И никаких мечей, пистолетов, угрюмых стражей с кнутами. Они существовали только в его сне. Когда он подошел к постели, у него слегка дрожали руки. Лицо Силвер было покрыто мелкими капельками пота, она что-то бормотала.
Он отвел с ее лба кудрявый локон.
– Все в порядке, Солнышко. Ты поправляешься. Успокойся. Полежи спокойно, пока не заживет твоя рана. Дай хоть раз кому-нибудь тебе помочь, в виде исключения.
Он не знал, слышит она его или нет. Она беспокойно заметалась в постели, открыла глаза и посмотрела на него мутным взором.
– Больно...
Люк понял, что она бредит. Эта упрямица никогда не призналась бы, что ей больно, находясь в здравом рассудке.
– Конечно, больно. Подвинься-ка чуть-чуть. Я поправлю простыни.
Люк осторожно приподнял ее и расправил скомкавшуюся простыню, которая врезалась ей в ребра.
Когда он ее держал, одеяло соскользнуло из-под его пальцев. К его рукам прикоснулась ее полная белая грудь.
В нем вспыхнуло желание.
Он отшатнулся от нее, тысячу раз обозвав себя дураком. Но это не помогло. Нужно бы прикрыть ее соблазнительные формы, но он словно окаменел. Ничто уже не сотрет эту картину у него из памяти.
– Брэм! Где...
– С ним все в порядке, Солнышко. Мальчик в полной безопасности.
Силвер задрожала. Она потянулась к Люку и схватила его за руку.
– Ветер... Будет холодно... я должна сказать Тинкеру, чтобы он укрыл лаванду. – Она широко распахнула глаза и села на кровати, продолжая сжимать его руку. – Он должен прикрыть лаванду...
Люк заставил ее снова лечь.
– Ничего с твоей лавандой не случится. Отдыхай. Постарайся заснуть.
Ее лихорадочный взгляд задержался на его лице. Она все еще бредила. Вдруг она прикоснулась пальцами к его щеке. Только тогда Люк понял, что снял по привычке маску, когда зашел в Уолдон-Холл. Он совсем забыл о предосторожности.
– Люк, – пробормотала она, поглаживая шрамик над его губой. – Какое редкое имя.
Какой же все-таки этот Тинкер болтун, подумал Люк.
– Но у тебя нет больше на лице никаких шрамов, – нахмурилась Силвер. – Ни единого. Ты... такой красивый. – Она провела пальцем по его высоким скулам и по нижней губе. – Как во сне.
С этими словами она закрыла глаза и погрузилась в волшебный иллюзорный мир. Ей, наверное, снились поля, засаженные лавандой, жимолостью и розами, полные чарующих ароматов.
– Ну и что же вы теперь собираетесь делать? – Джонас поставил поднос на стол и, нахмурившись, взглянул на усталое лицо Люка.
– Прибраться немножко у себя в комнате и съесть вкусный и полезный завтрак, который ты заботливо для меня приготовил, Джонас.
– Не придуривайтесь, Люк Деламер. Вы прекрасно знаете, что я не о еде говорю.
Люк вздохнул:
– Ну, подожду, пока она поправится, а потом отправлю ее домой. И никогда больше не буду встречаться с этой женщиной. Ты доволен?
– Для начала – вполне. – Джонас взглянул на спящую женщину и покачал головой. – Прошла у нее лихорадка? – тихо спросил он.
– Не знаю. Спит она вроде пока спокойно, но долго ли продлится это затишье? – Люк устало потер шею. – Ночью она бредила, все беспокоилась о своей лаванде. Черт бы побрал эту женщину! – При этих словах он ласково взглянул на Силвер.
– А как же ее семья?
– Из родных у нее только брат да старый слуга – настоящее исчадие ада. Слушай, сходи-ка к ним и сообщи, что с ней не случилось ничего страшного.
