– Не всегда он был разбойником, мисс. Когда-то он вел совсем другую жизнь. Да, много испытаний на его долю выпало. Если бы только он мог забыть о прошлом. Но нипочем ведь не забудет – такой упрямый!
– Но почему?
Джонас заерзал на стуле и уставился на поднос с едой.
– Хотелось бы мне все вам рассказать, мисс. Мне и самому бы после этого полегчало. Да не могу я. Понимаете, это его тайна.
В голове у Силвер вертелось множество вопросов.
– Я сразу поняла, что он не простой бандит! Джонас взял нож и стал нарезать хлеб аккуратными тонкими ломтиками.
– Поймите меня правильно, мисс. Мастер Люк действительно разбойник и много карет ограбил на своем веку. Должны же мы были на что-то жить! У нас же ни гроша за душой не было, когда мы воротились в Англию.
– Откуда?
– Оттуда, – мрачно ответил слуга. По его тону Силвер поняла, что лучше пока не задавать лишних вопросов. Старик осторожно выложил на белую фарфоровую тарелочку тонко нарезанную ветчину и хлеб с маслом. – Вы лучше ешьте. А то никогда не поправитесь.
Силвер взяла кусочек хлеба, но мысли ее витали далеко.
– Значит, вы мне больше ничего не расскажете? А я-то так хотела его понять. Помочь ему, если смогу. – Она грустно улыбнулась. – Хотя я никогда еще не встречала такого упрямца.
– Очень странно, мисс. О вас он отзывался точно так же. Силвер чуть не поперхнулась. Но ее лицо вскоре осветила улыбка. Она почувствовала, что краснеет.
– Не надо смущаться. Он прекрасный человек, а вы редкостная женщина. У Люка было достаточно возлюбленных: две вдовы, графиня, даже дочь иноземного герцога с очень привлекательной фигурой. – Джонас покачал головой и улыбнулся. – Но он не выбрал никого из них себе в спутницы жизни. – Вздохнув, слуга направился к двери. – Доедайте-ка свой хлеб, слышите? Да и стаканчик вина вам сейчас не помешает.
– Теперь я понимаю, почему он всегда и во всем на вас полагается, – тихонько сказала Силвер.
Джонас благодушно улыбнулся. Она подумала, что когда-то он частенько расцветал в такой открытой улыбке. Пока не случилось что-то ужасное, о чем он не пожелал говорить.
А что тогда произошло – это ей еще только предстояло выяснить.
Несколько часов спустя Силвер услышала голоса, доносившиеся со двора. Движимая любопытством, она присела в кровати и прислушалась.
Говорили Люк и Джонас. Низкий голос Люка звучал решительно, Джонас же разговаривал на более высоких тонах, и по всему было понятно, что он раздражен.
Она подошла к окну и выглянула во двор. Люк стоял раздетый до пояса. Грудь его была обмотана белым бинтом. Джонас наливал воду в оловянный таз.
– Нет, вы себя погубите, непременно сведете в могилу! Впрочем, мне-то что! От вас только одни неприятности! С той самой ночи, как вы отправились в город по зову любви пять лет назад. Посмотрите, до чего это вас довело! Попались в лапы самым отъявленным разбойникам из доков.
Силвер замерла. Она поняла, что подслушивает разговор, который совсем не предназначен для ее ушей. Но она не ушла. Ей очень хотелось понять, что за человек Люк и какую тайну он скрывает.
Люк откинул свою мокрую голову и провел пальцами подлинным черным волосам.
– И что бы я без тебя делал, Джонас? Пристал ты ко мне, как репей придорожный, но лучшего друга нигде не сыщешь. Наконец-то я признался тебе в этом. Ну а теперь, может, перестанешь ворчать?
Джонас поднял тазик и искоса взглянул на своего задиристого подопечного.
– Нет уж, я прекращу брюзжать только тогда, когда вы забудете о своем безумном плане отмщения.
Голос Люка стал суровым:
– Думаю, на эту тему уже все сказано, Джонас.
Силвер смотрела на этих двух людей. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и обнаженные плечи Люка отливали бронзой в алом свете закатных лучей. Силвер стояла у окна и была не в силах отвести от него взгляд.
Но смотрела она не на его волосы и не на мускулистые плечи. Она не могла оторвать глаз от кривых рубцов длиной дюймов в десять, которыми были исполосованы вся его спина и бока. Рубцы эти казались старыми и давным-давно зажили, но Силвер была поражена при виде столь чудовищной жестокости.
Господи, кто же запечатлел на нем эти отметины? Она невольно придвинулась еще ближе к окну.
Снова заговорил Джонас:
– Да уж, сказано. Я, помнится, с самого начала считал, что это чистое безумие, да и теперь так думаю. Бросайте вы все это. Пусть Адмиралтейство выясняет, кто...
– Довольно, Джонас! Только один человек в состоянии все выяснить, и этот человек – я! Когда я вспоминаю о том, что случилось, обо всех несчастных, кто был брошен в эту дыру гнить заживо... Черт возьми, самое малое, что я могу сделать, – это изменить всю систему, как ты не понимаешь?
– Я уяснил себе только одно – тебе, наверное, жить надоело, мой мальчик. Ни матери, ни отцу весточки не послал! Они до сих пор уверены, что ты погиб.
