– Нет... хватит...
Но протест угас, как только Пэйджен коснулся ее вспыхнувшей кожи.
Чудесно. Мучительно. Незабываемо.
И Баррет поняла, что ни протест, ни сопротивление ничего не значили здесь, в этом таинственном языческом раю, который он предлагал ей. Лишь только он прикоснулся к ней, она забыла обо всем, кроме этого странного дикого голода и непреодолимого желания. Когда он целовал ее, она знала только, что он заставил ее почувствовать себя прекрасной и желанной. И цельной. То, что происходило между ними, было очень интимным, обессиливающим и опаляющим кровь, это было сражением зова крови и рассудка. Но ее мысли и память, как обнаружила Баррет, не имели к этому абсолютно никакого отношения.
– О Господи, Пэйджен, я...
И снова раздался отдаленный гром, снова ослепительная серебряная волна поднялась в устрашающем тихом сиянии. А затем безмятежное парение радости. В свете звезд и багряных лучах сильные руки Пэйджена уверенно подхватили и понесли ее прямо в рай.
Взгляд Пэйджена напоминал таинственный дикий взгляд хищника джунглей, когда он ловил своими губами ее крики и прижимал ее к своей груди, наблюдая беспредельную радость, снова охватывающую Баррет. Удивление и ликование светились в этих глубинах цвета оникса, наряду с диким, едва сдерживаемым желанием. Желанием, которое он скоро осуществит.
Потому что теперь он уже не мог остановиться. Он больше не разговаривал, только двигался, только прикасался к ней, он ослеп и оглох в этом мире чувств. Его лицо стало неподвижной маской. Пэйджен предоставил разговоры своим рукам, запуская длинные пальцы в ее волосы и отводя ее голову назад, чтобы снова нетерпеливо взглянуть в ее лицо.
– Сейчас, Циннамон. Боже, я не могу больше ждать.
– Д-да. О, скорее...
Вокруг них под косыми лучами заходящего солнца блестели в песке тысячи крошечных кристаллов. Мельчайшие осколки рубинов, сапфиров и топазов приносил сюда с гор прозрачный поток. Но ни один из них не был так ярок, как глаза Баррет. Ни один не был таким острым и жалящим, как желание, охватившее этих двоих на тихой поляне.
Одним рывком Пэйджен сбросил ботинки и отшвырнул их в сторону. Столь же поспешно он стянул с себя бриджи. Его мускулистые бедра блестели, как литая бронза, в умирающем свете солнца. Он повернулся к Баррет, и вид его пульсирующей мужественности заставил ее затаить дыхание.
Нервы натянулись как струны, когда она почувствовала, как его массивные бедра качнулись вперед, и первый мягкий толчок предвещал его вторжение. Его руки неистово впились в ее ягодицы. Она тихо стонала и извивалась, ведомая безрассудным голодом, которого не понимала, никогда даже не представляла себе.
– Ты хотела этого, Циннамон? Чтобы я похоронил себя глубоко в тебе, так глубоко, что я никогда не смогу снова стать свободным? Так глубоко, чтобы ты смогла утолить свою жажду? – Голос Пэйджена был почти грубым, резким от невысказанных ночных кошмаров и слишком долго сдерживаемого желания. – Если это так, скажи мне, черт побери!
Баррет вздрогнула и ухватилась за его твердые плечи. Ее голова упала назад, и ее волосы рассыпались вокруг, блестя, как расплавленное золото, под косыми лучами солнца.
– Глубже. О Боже, глубже, Пэйджен. Пожалуйста!
Резко застонав, Пэйджен опустился ниже, пока ее бедра не поглотили его напряженное копье. Баррет инстинктивно изогнула спину и обвила своими длинными ногами его талию, ее ноготки впились в его плечи. Он пробормотал что-то, какие-то таинственные гортанные слова, как только ощутил ее реакцию на прикосновение твердой выпуклости его пульсирующего органа.
И лишь затем, когда она была совершенно готова, когда ее кожа разгорелась от нестерпимого огня и ее глаза почти ослепли от красоты его обнаженного желания, Пэйджен привлек ее еще ближе и проник глубоко в ее мягкий дрожащий жар.
– О Господи, Баррет, ты такая маленькая. Ты так напряжена. О Боже, гори для меня, Angrezi. Сожги меня дотла!
Она вздрогнула от его слов, ощутив мгновенную вспышку огня и больше ничего, кроме напряженного плавного скольжения. Пэйджен проникал все глубже, достигая своим напряженным мускулом до самой потаенной глубины ее тела. Нет, глубже. До самого сердца. Внутри ее, рядом с ней, вокруг нее. Он был огромным и живым, горячим и напряженным, он стал ее частью, проник в ее душу.
Даже этого ей было мало. Ее бездыханные стоны сказали ему об этом. Руки Пэйджена напряглись. Он погрузил ее спину в серебряные воды и стал покачивать в такт волнам. Он стонал каждый раз, когда на мгновение покидал ее, и задыхался от радости, когда вновь сливался с ней. Каждое движение соединяло в себе конец и начало, все чувства мира слились в одно неописуемо прекрасное чувство.
– Еще, Angrezi! Отдайся мне вся. Я хочу обладать всей твоей дрожью, каждым вздохом. Я хочу, чтобы твое сердце дрожало на кончиках моих пальцев. Я хочу, чтобы каждый горячий сладкий дюйм твоего тела растворился во мне.
Баррет стонала, обвиваясь вокруг него, задыхаясь в урагане чувств. Он весь состоял из расплавленной лавы и стальной воли, он был неустанным захватчиком и таинственным защитником. Это был Пэйджен, мужчина, который вернул ей целостность.
И вот, не разнимая ног, обвивавших его торс, она почувствовала, что ослепительный свет наслаждения засиял снова, буйный и немыслимый, потому что на этот раз Пэйджен заполнил ее, добрался до самых глубин, пронзая ее с жестокой яростью своего вырвавшегося из-под контроля желания. Ее ногти впивались в его плечи. Она изгибала спину, качаясь на раскаленных волнах восторга.
– О Боже!
– Ты... Я могу... – В напряженном голосе Пэйджена слышалась тревога.
– Да, Пэйджен. Да!
