Матильда. – Опять какие-то тайны. У Ириши вроде рассосалось, так теперь Людка… Хорошо еще, что живая вернулась. Интересно, что там у нее?
– Уже недолго осталось ждать! Узнаем!
После уроков мы отправились к Матильде и в ожидании Люды сели пить чай с нашими любимыми черными сухариками с солью. На холодильнике всегда стоит целая миска этих сухариков. Мы считаем, что они очень помогают думать. Прошло, наверное, полчаса.
– Не придет она, – вздохнула Матильда. – Испугалась.
– Погоди, может, еще придет, давай-ка позвоним Митяю, расскажем про вчерашнее.
– Правильно!
Я позвонила Мите.
– Ася? Ты? – обрадовался он. – Чего новенького?
– Твоя сестра вчера в Большом театре была! – сообщила я.
– А ты откуда знаешь?
– Я еще и не то знаю! Этого типа зовут Степушкой, и Ириша твоя влюблена в него как кошка.
– Откуда такая информация? Ты что, тоже в Большом была?
– Да, мы с Матильдой там были. Хотели отдохнуть от всяких дел и вот, пожалуйста, отдохнули! Кое-что увидели, кое-что услышали.
– Что-нибудь существенное?
– Да вроде нет.
– Она вчера такая веселая, радостная вернулась и сказала, что ей предложили работу. И перспектива, и денежки неплохие.
– Он же ей и предложил! А что за работа?
– Да что-то вроде секретарши. Но она на седьмом небе.
– Тогда нам тут делать нечего.
– Может быть, – отозвался Митя. – А как, ты сказала, его зовут?
– Очень нежно – Степушка.
– Он же говорил – Виталий, – напомнил Митя. – Впрочем, эти влюбленные вечно в какие-то дурацкие игры играют. Какие на сегодня планы? А кстати, эти ваши сестрички нашлись?
– Нашлись, мы вот как раз ждем Люду, она хочет нам что-то рассказать…
И тут в дверь позвонили.
– Ладно, Митя, пока, потом поговорим.
В квартиру вошла Люда. Она была крайне смущена.
– Проходи на кухню, садись. Хочешь чаю с сухариками? – радушно предложила Мотька.
Люда присела на краешек стула, смущенно перебирая руками полы жакетки.
– Да сядь ты нормально, как человек! – рассердилась Мотька. – Ты же не на прием к начальнику пришла!
– Да, верно, – смущенно улыбнулась Люда. – Девочки, я, наверное, зря вас побеспокоила…
– Да говори ты, в чем дело! – прикрикнула на нее Мотька.
– Нет, ничего я говорить не буду! Я подумала и решила, что не хочу быть как Павлик Морозов!
– Как кто? – не поняла Матильда.
– Павлик Морозов считался героем в сталинские времена, он донес в НКВД на родного отца, – объяснила я подружке.
– Но ведь у тебя нет родного отца. Ты на отчима доносить не хочешь? Но мы же не НКВД!
Люда удрученно молчала.
– Ладно, не хочешь говорить, не надо, мы не настаиваем! – решительно заявила я. – Только зачем ты тогда пришла? Могла бы просто позвонить, что не придешь. Да еще такую таинственность развела…
– Простите меня, девочки… Я пойду.
– Иди себе! – сердито буркнула Мотька.
Люда вышла в прихожую, и мы услышали, как она возится с замком. Но вдруг она решительно вернулась в кухню, села и выпалила:
– Нет, не могу! Я должна кому-то все рассказать, а то меня разорвет!
Мы молча ждали.
– Понимаете, девочки, у нас с Алкой ведь не отец, а отчим. Ничего плохого не могу про него сказать, он нам как родной. А про отца мы знали, что он маму бросил, когда Алка родилась; я его почти не помню, а Алка и вовсе. Маме, конечно, очень туго пришлось, а потом она Леонида Порфирьевича встретила, они поженились и вот уж сколько лет живут душа в душу. – Люда замолчала.
