знаю. Род измельчал. А вы не знали этого?
– Откуда? – грустно сказал Черный. – Что можно узнать за один день, наивная Вы девочка!
«Девочка! – мелькнуло у Женьки. – Сто два года…» И вдруг словно бомба разорвалось у него в мозгу: почему он не подумал об этом раньше? Почему? Ведь она скоро умрет, очень скоро… Это невозможно! Сейчас, когда он только нашел ее… Сколько же ей осталось? Сколько?!
А Черный меж тем спокойно продолжал:
– Так почему Вы считаете, что ничего страшного не будет?
– Я не сказала, не будет. Я сказала, может не быть. Дело в том…
Впрочем, Вы все равно не поймете. Вы же…
– Послушай, Ли, – перебил ее Женька, от волнения он говорил свистящим шепотом, – послушай, Ли… – он потерянно замолчал и, так и не решившись на главный вопрос, неожиданно для самого себя сказал совсем другое: – Что у тебя за манера? Ты нас за идиотов держишь?
– Да не за идиотов. Просто… понимаете… У меня вчера был один клиент из Африканского ВИСа…
Слово «клиент», да еще рядом со словом «вчера» больно укололо Женьку, несмотря на весь трагизм ситуации, и дальнейшее просто скользнуло мимо его ушей.
– … говорил, что они очень близки к успеху.
– Ну и что? – спросил Черный.
– Я же говорила, не поймете.
– Ладно, Рюша, – сказал Женька, – пошли к Бруснике.
– Верно, – поддержала Ли, – при встрече поговорим.
– Ты тоже там будешь? – оживился Женька.
– Я уже там.
– Не зови Брусилова! – почти закричал Черный. – Не хочу по телевизору.
– Брусилов внизу, – успокоила Ли. – Мы ждем вас, – и отключилась.
– Эй, Евтушенский! – окликнул Черный сидящего словно в трансе Женьку. – Не расслабляйся. Нас осталось только двое.
– Так пошли, – сказал Женька.
– А как же Кротов? – напомнил ему Рюша.
– А ну его к черту! Успеешь еще повидаться.
Но Женька ошибался. Они не успели повидать Кротова.
Коридоров стало как-то больше. Двери, светящиеся таблички с условными знаками, никаких надписей и ни души нигде.
– Заблудились, – констатировал Женька.
Где-то совсем близко началась стрельба. Других ориентиров не было, и они пошли на выстрелы.
– А вдруг Эдик попал в передрягу, – с тревогой, но и с оттенком зависти сказал Черный. Ему уже надоело быть нейтральным и пассивным наблюдателем в этом мире.
Женька молчал, и Черный ответил сам себе:
– Впрочем, это его трудности. Он же у нас теперь зеленый.
– Ты ничего не понял, – возразил Женька. – Он просто влюбился в эту Шейлу.
– Да? – хмыкнул Черный. – Это ты со своей Крошкой стал сексуально озабоченным. Ни о чем другом думать не можешь. А мы, между прочим, даже не выяснили, как у них тут дела с гибернацией.
– Мы много чего еще не выяснили. Например, почему они все так хорошо говорят по-русски.
– Это я как раз знаю. В «Катехизисе» прочел.
– Что, – предположил Женька, – потому что русский – язык Брусилова?
– Это само собой. Но они тут не только русский, они по-всякому знают, потому что учить стало легко: вводишь себе кровь человека, владеющего нужным языком, пару ночей слушаешь курс грамматики, потом – разговорная практика и через неделю – все, в совершенстве… О, черт!
В коридоре погас свет, и они оба инстинктивно прижались к стене.
Выстрелы гремели уже совсем близко. Кто-то пробежал мимо, вскрикнул и упал. Снова зажегся свет, но теперь зеленоватый и тусклый. Поперек прохода лежал человек в кротовской форме. Должно быть, черный смертник.
– Армагеддон, – вспомнил Женька.
– А оружие в номере забыли, – сказал Рюша.
– И номер неизвестно где, – добавил Женька.
– Поищи у этого, – Рюша кивнул на труп.
И тут в дальнем конце коридора загудело. Звук был низкий, утробный, зловещий. Не сговариваясь, они перепрыгнули через тело смертника и бросились бежать. Поворот, еще поворот, лестница, широкий
