посмотрела в лицо смерти, прежде чем та вошла к ней сквозь разломившийся с адским грохотом пол…
И лицо у смерти было весьма симпатичное – мужественное, можно сказать, эталонно-мужское, смуглое, обветренное, доброе, чуточку грустное и с потрясающе чистыми, глубокими изумрудными ирландскими глазами…
Когда представители ГУОП, МЧС, ФСБ и еще бог весть каких спецслужб, понаехавших на место экстраординарного события, – а для центра Москвы это был невиданный по силе взрыв – опрашивали свидетелей, чудом уцелевший дядя Гоша клялся и божился, что гражданка Изотова Мария Петровна находилась в своей комнате за пять минут до теракта. Однако тела ее, ну хотя бы фрагментов тела, на месте происшествия так и не было найдено. Впрочем, абдуллаевских останков тоже не обнаружили, но от него хотя бы запонки нашли и пуговицы, опять же Зигфрид был не один, так что ошметки жареной человечины все перемешались. И вообще искать человека, у которого, по одной из гипотез следствия, десять килограммов тротилового эквивалента разорвалось прямо в руках, никому не представлялось интересным. А вот гражданка Изотова сидела этажом выше, и от нее непременно должно было хоть что-то остаться. Однако же и Машу милиция разыскивать не собиралась – внесли в список жертв и успокоились. До нее ли было!
Часть первая
Повесть о разом вспыхнувшей любви, об одержимости этой любовью, о смерти в один и тот же миг. Что ж, и тема эта, да и сюжет – вечны. И встречались мы с ними в литературе не раз. Любовь с первого взгляда… Она может вспыхнуть и в школе… Она, любовь, может вспыхнуть и на корабле, идущем по Ирландскому морю. И даже в кривом, скучном переулке, на который повертывают с Тверской.
Глава первая,
– Приступим? – спросил Моральт.
Тристан оглядывался на свою лодку, и ему очень не нравилось, что ветер прибивает ее обратно к берегу. Ведь он так эффектно отпихнул ногою челнок, спрыгивая на скалы! А Моральт проследил небрежно за направлением его взгляда и, кажется, истолковал по-своему растерянность молодого рыцаря.
– Приступим? – повторил он.
Тристану показалось, что он сейчас добавит: «Терпеть не могу трусов».
Но Моральт сдержался, и Тристан ответил ему:
– О достойнейший, может, мы все-таки отойдем чуть подальше в глубь острова? Так будет правильнее.
Ни одной ладьи не было видно в море, тонкая полоска далекого берега терялась в тумане у горизонта, а в другую сторону простирались темные скалы пустынного острова Святого Самсунга, каковым скалам надлежало теперь полностью скрыть соперников от чьих угодно посторонних глаз. Не было тут никаких глаз, не было, но… порядок есть порядок.
Моральт хмыкнул, недвусмысленно давая понять, что разгадал уловку Тристана, и двинулся, не оглядываясь, вверх по нагромождениям серых камней. Потом посмотрел на небо и проворчал, не слишком рассчитывая быть услышанным:
– А ты, юнец, должно быть, любишь сражаться под дождем. Уж не в этом ли заключается твоя главная хитрость?
Моральт хохотнул, и Тристан крикнул ему вдогонку:
– Нет, достойнейший, мне абсолютно все равно, при какой погоде сразиться с тобою!
Однако Тристан действительно тянул время. Но ждал он не дождя, а наступления сумерек, неожиданно ранних от низкой облачности. Если продержится до темноты, ему не будет равных, он знал это. Когда-то ему даже дали кличку – Котяра – за уникальное зрение. Когда-то.
Очень-очень давно.
Теперь приходилось рассчитывать на вновь полученные умения да еще на заговоренный меч. Не очень-то верил Тристан во все эти штучки. Но что-то такое с его мечом делали. Белобородые почтенные старики в темных длинных плащах колдовали, помнится, над его клинком, бормотали диковинные слова, брызгали чем-то, цветные дымки через трубочку пускали – и все это на полном серьезе. Так что исключить наличие волшебных свойств у своего древнего оружия он не мог. Меч был действительно заслуженный, по преданию, дрался им когда-то сам король Пендрагон, а уж то, что именно этим клинком Тристан гнал из Лотиана герцога Мурлона Злонравного, сомнений не вызывало никаких – события удержались в памяти относительно неплохо. Хм, в памяти…
«Не отвлекайся, Котяра, – сказал себе Тристан. – Ведь если у них тут колдовские чары действуют без дураков, то и у Моральта клинок не простой – это тебе должно быть хорошо известно».
Уже четверых доблестных рыцарей Корнуолла обезглавил этот ирландский громила, а ведь они были на добрых три ладони выше Тристана, да и в плечах пошире.
«Черт, ну совсем не моя весовая категория», – думал Тристан.
Он пробовал молиться, но невольно срывался в мыслях на ругань, чередуя все известные ему языки, а знал он их немало. Он еще выдаст вслух эту тираду, когда сойдется с Моральтом нос к носу, и Моральт, знающий дай Бог три наречия, кроме родного ирландского, обалдеет от завораживающей музыки чужой речи, но это будет после, после, а пока…
Темнело медленно, ветер крепчал. Уж не забросило ли лодку Тристана на скалы? А впрочем, и хорошо. Особенно если лодка разобьется. Он ведь не должен возвращаться на ней ни в каком случае. И разбившаяся лодка – это перст Божий, Тристан отправится назад под алым ирландским парусом.
«Двое живых приплыли сюда, но лишь один живой покинет этот остров!» Какие искусственные слова! Неужели он сам произнес их в ответ на оскорбление Моральта? Впрочем, на древнеирландском прозвучала фраза не только эффектно, но и вполне обыденно, зато теперь, когда он мысленно перевел ее…
Или порывы норд-оста кажутся злее лишь потому, что они поднялись на открытое ровное пространство? Наверное, красиво смотрятся сейчас со стороны два мрачных рыцаря в посверкивающих доспехах. Как на
