– Буквально так и сказал?
– Буквально так.
– Пора тебе на телефон записывающее устройство ставить, – рассудил Патлатый и надолго замолчал.
Никто, конечно, Белке не угрожал. Зачем она это придумала? Для убедительности, наверно.
– Значит так, – разродился, наконец, Патлатый. – Прямо сейчас ты пишешь заявление об уходе из этого богоугодного заведения, и завтра выходишь на работу в мою фирму. Я дам тебе филиал и введу в совет директоров. Что и как делать, объяснят по ходу. О зарплате договоримся – не обижу. Вопросы есть?
Белка кажется даже рот приоткрыла от неожиданности. Вопросов не было.
– Осторожно, сигарету уронишь, – сказал Патлатый. – А ты думала, я просто так выделяю охрану кому попало?
Копия записей Шайтана и Зарайского хранилась теперь в одном из самых надежных сейфов Москвы. В личной ячейке Евгения Дмитриевича Кузьмина, то бишь Патлатого, на очумительной глубине подземного хранилища банка 'Менатеп'. Оригиналы же по-прежнему отдыхали в старых сапогах на антресолях. Но об этом не знал никто.
Кузьмину она приподнесла тщательно продуманную легенду о передаче пленок редакции 'Московского комсомольца', да таким образом, что Белка сама не знала, через кого переданы кассеты и где теперь хранятся. Зато опубликование компромата было гарантировано при любых неприятностях, даже при угрозе таковых для Ольги Разгоновой.
На работу Белку возили в бронированной 'вольве-эксклюзив' серо-стального цвета в сопровождении трех головорезов, двое из которых оставались всякий раз дежурить на ночь: один внизу у подъезда, другой – на лестничной площадке. Денег у Белки стало много, свободного времени – совсем мало. Правда на выходные фирма вывозила ее в шикарный и тоже тщательно охраняемый дом отдыха, где очень нравилось Рюшику: отличная спортивная база, игровые комнаты, детишки его возраста, веселые, добрые воспитательницы. У Белки появились новые друзья и подруги. И это было так здорово, что иногда она даже забывала, с чего все началось. Патлатый… то есть теперь она не говорила 'Патлатый' – Женя относился к ней сугубо по-дружески. Так уж получилось, что любовниц ему хватало без Белки. Но для всех вокруг в целях конспирации разыгрывалась безумная любовь с первого взгляда. Для родителей Ольги существовала особая версия: Евгений – ее жених. Иначе как было объяснить все это вдруг свалившееся великолепие?
Правда, жених за целый месяц всего лишь два раза зашел чайку попить.
– Ну уж, извини, мама, – объясняла Белка, – такие они все деловые, эти новые русские.
Пройдя по этажам и коридорам, где буквально все встречавшиеся на пути здоровались с ней, Верба открыла дверь в свой кабинет на пятом этаже и с каким-то странным чувством вспомнила те времена, когда в этом институте им принадлежала только одна лаборатория – две комнаты, уставленные компьютерами и техникой связи. Теперь от института осталась лишь вывеска, а за ней и двумя кордонами жесткой пропускной системы, занимал большой шестиэтажный корпус и три пристройки, не считая складов и гаражей, мощнейший информцентр со штатом в полторы тысячи человек, работающих исключительно на службу РИСК.
Директор информцентра, генерал-майор ФАПСИ Березников господину Старовойтову подчинялся чисто формально, имел первую категорию причастности и лично отвечал за связь между Москвой и штаб- квартирой Би-би-эс в Майами.
Верба вызвала к себе Березникова, рассеянно выслушала его доклад, потом разобрала шифрограммы, скопившиеся на столе с пометкой 'срочно' и отчеты сотрудников за последнюю неделю. В самом низу лежал доклад Шурика на октябрьском Совете Причастных. Мимо этого совещания Верба пролетела из-за своих экстравагантных обстоятельств. 'Черт, – подумала она, – хоть за самым главным-то надо следить'.
Из специального доклада Александра Максудова (номер – Седьмой, позывной – Клен) Совету Причастных службы РИСК.
Выводы по результатам расследования, 13 октября 1995г.
1. По результатам фонологической экспертизы, проведенной Научным центром Спрингера между голосом человека, звонившего накануне убийства Сергею Малину, и голосом Петра Глызина (номер – Восьмой, позывной – Осокорь) принципиальных различий не обнаружено.
2. С 17.00 16.08.95 Глызин, грубо нарушая схему действий, предписанную ему легендой, находился вне ИТК-17 и имел практическую возможность выйти на связь с Малиным. Игорь Корягин (номер – Тридцать второй, позывной – Ветер) сознательно дезинформировал об этом Горбовского.
3. По данным медицинской экспертизы смерть Глызина наступила между 2.00 и 5.00 17.08.95 от ранения острым стальным штырем, вошедшим точно в сердце. Непосредственно перед этим Глызин потерял сознание от удара, нанесенного тупым предметом в затылок.
4. Корягин выезжал на место убийства в районе аэропорта. Пользуясь связями Глызина на уровне генералитета ФСБ, Корягин запретил какое бы то ни было расследование и лично организовал доставку тела в ИТК-17, переодевание и т.д., словом полную имитацию убийства в помещении колонии.
5. После разговора с Горбовским (номер – Третий, позывной – Тополь) в ходе планового сеанса связи (запись прилагается), Корягин подвергся нападению неизвестных лиц на вокзальной площади и, нанеся всем троим телесные повреждения, не помешавшие преступникам скрыться, уехал на их машине. И с этого момента (около 10.00 18.08.95) о местонахождении и конкретных действиях Корягина ничего неизвестно.
6. В квартире Корягина в Екатеринбурге найден шифровальный блокнот, с помощью которого можно почти однозначно утверждать, что бессмысленная фраза 'Чайки летают над морем и машут крыльями', переданная Корягиным по телефону и записанная Любовью Гуревич (номер – Пятый, позывной – Пальма) означает: 'Осокорь пытался предупредить Ясеня'.
7. Перед внедрением Глызина в ИТК-17 он неоднократно разучивал с Малиным целую систему паролей, шифродиалогов и условных сигналов, смысл которых был известен исключительно им двоим, и только частично во все это был посвящен Фернандо Базотти.
8. К убийству Малина по оперативным данным, полученным в результате операций 'ЛАЙЗА' и 'ЗОЛТАН',
