– Раздел два. Точка. Цели и задачи Фонда. Нету точки. Все буквы – прописные. Пункт два, точка, один, точка. Основной целью Фонда является…
– Точка.
– Нет, еще не точка.
– Слушай, достал ты со своими точками! Не обезьяне диктуешь.
– А кстати, если стадо обезьян будет бесконечно долго стучать по клавишам пишущих машинок, рано или поздно они напечатают всю Британскую библиотеку. Эта мысль принадлежит, кажется, Максвеллу, – поведал Давид.
Климова посмотрела на него и неуверенно улыбнулась, пытаясь сообразить, сказал он что-то обидное для нее или нет. Наконец решила, что нет, хихикнула и вернулась к работе.
– …является объединение граждан СССР, иностранных граждан, лиц без гражданства…
– Кто такие лица без гражданства?
– Лица без гражданства – это бомжи, проститутки и… обезьяны. С человеческим лицом. Климова! Мы так никогда не закончим.
– Ну ладно, ладно, поехали.
– …без гражданства, организаций, учреждений, предприятий и общественных формирований на основе общности их интересов, направленных на исследование литературно-художественными, научными и другими творческими средствами возможных путей развития личности и человечества, на приближение и закрепление ожидаемых и желательных изменений в социально-экономической и духовной жизни мирового сообщества…
Господи! Что ж это за язык такой суконный! Вроде все съедобное, а прожевать невозможно. Ну что это за другие творческие средства исследования, помимо научных и художественных? Интуиция? Мистические прозрения? Шизоидный бред? На самом деле это просто привычка опытного юриста Гроссберга в каждом пунктике оставлять себе зазор, мол, как же, как же, батенька, а мы и это предусмотрели, читайте: лица без гражданства изучают человечество безумным способом.
– Дальше, – попросила Климова.
– О! Дальше самое интересное, – дурашливо объявил Давид. – Пункт два-два. Целями Фонда являются также координация, мобилизация… химизация, механизация и электрификация всей страны.
– Чего? – Климова обернулась в испуге.
– Со слова «химизация» не печатать.
– Ну, кто домой-то торопился?
– Я. Но, видишь ли, устав величайшего из фондов – Фонда Спасения Мира невозможно читать без слез. И без смеха сквозь них. Продолжаем.
Давида несло. Настроение было просто великолепное.
– …и поощрение творческих усилий его участников по разработке и пропаганде оптимальных решений проблем современности, укреплению мира и взаимопонимания между народами, сохранению природной среды, утверждению прав и свобод человека, оказание содействия деятелям искусства, науки и культуры, организациям, работающим в направлениях, отвечающих целям Фонда. Ф-ф-у-у! – выдохнул он. – А какое восхитительное сочетание слов: содействие деятелям!
– Да ладно тебе, не придирайся, – подал голос Димка Фейгин. – Бюрократический стиль – одно из великих направлений в мировой литературе. Оно древнее беллетристики и канонических текстов, древнее поэзии и анекдотов, а в грядущем переживет века. Кстати, я свою работу закончил.
– А что там у тебя? – спросила Климова. – Ты говорил, а я не помню.
– Заметка для «Столицы». Будет желание – прочтете. Я откатал две копии на ксероксе. Спешу заметить, стиль совсем другой.
– Не сомневаюсь, – провозгласил Давид, подходя к окну и закуривая: Алка не любила запаха дыма. – Чаю выпьешь?
– Нет, ребята, я побежал. Уже девять. Все комнаты, кроме этой, закрыты. Вот ключи. Счастливо оставаться. Кстати, слыхали? Ельцин из партии вышел.
– Иди ты! – не поверил Давид. – Когда?
– Сегодня. Я «Свободу» слушал. Бросил партбилет – и все дела.
– Класс, – сказала Климова.
А когда они остались вдвоем, Давид спросил ее прямо от окна, выдохнув дым в открытую створку:
– Ну, и как тебе Геля?
– Отличный парень. Нет, правда, он мне понравился, хотя и не люблю таких толстых и неспортивных. Он, между прочим, похвалил мою работу о буддизме, обещал где-нибудь напечатать.
Давид читал немного раньше «работу» Климовой – статейку страничек на двенадцать машинописных – и в принципе соглашался с ее основным смыслом. Речь там шла о том, что нам, гражданам эпохи перестройки, бывшим советским людям, потерявшим опору старой идеологии, утратившим веру во все и всех, ближе любых других оказываются сегодня именно идеи раннего буддизма. Ведь две с половиной тысячи лет назад люди оказались точно в таком же положении. И великий Гаутама попытался перенести центр тяжести их интересов с почитания Бога на служение Человеку. Будда не столько стремился создать новую систему Вселенной, сколько мечтал внедрить в повседневную жизнь новое чувство долга. Религия, провозгласившая спасение, достигаемое совершенствованием характера и преданностью добру, спасение без посредничества священников и обращения к богам – это уже не религия, не совсем религия. Для Давида были давно опорочены практически в равной мере и христианство, и коммунизм, так что новая вера выглядела вполне привлекательно, если бы только не обилие словечек типа «дхарма», «бодхи», «мадхьямики», «хинаяна»,
