– Надо себя заставлять, – заявила Майя решительно. – Это дело тренировки. Чем больше ешь, тем больше у тебя растягивается желудок и тем больше ему надо еды, чтобы заполниться. Всех дел‑то на несколько дней. Сама знаешь, тебе уже не двадцать лет; когда женщине ближе к сорока, надо, чтобы на костях было побольше мяса. Господи, нам скоро сорок!
Она воткнула вилку в «Наполеон», крем потек во все стороны. Эва смотрела на нее, чувствуя, что Майя, как всегда, начинает командовать, а она может расслабиться и делать только то, что ей говорят. Так было, когда они были девчонками. Но в то же время она обратила внимание и на пальцы подруги, унизанные золотыми кольцами, и на браслеты, звеневшие на запястьях. Видно было, что Майя – женщина обеспеченная.
– Я здесь полтора года живу, – сказала Майя. – Ужасно глупо, что мы не встретились раньше!
– Да я в городе почти не бываю. Мне здесь и делать особо нечего. Я живу в Энгельстаде.
– Ты замужем? – осторожно поинтересовалась Майя.
– Была. У меня маленькая дочка, Эмма. На самом деле не такая уж маленькая. Она сейчас у своего отца.
– Значит, одна с ребенком.
Эва почувствовала, что внутренне съеживается. Майя сказала это так, что все стало выглядеть исключительно жалким. А то, что ей нелегко живется, и так было видно с первого взгляда. Одежду себе она покупала в магазинах «секонд‑хэнд», а Майя, наоборот, выглядела шикарно. Кожаная куртка и кожаные сапоги, «Левис». Такая одежда стоит целое состояние.
– А у тебя есть дети? – спросила Эва, подставляя ладонь под ватрушку, с которой сыпалась сахарная пудра.
– Нет. А зачем они мне?
– Ну, они бы заботились о тебе, когда ты состаришься, – объяснила Эва просто. – И стали бы твоим утешением и радостью на закате жизни.
– Эва Мария, ты ничуть не изменилась. Значит, в старости? Да брось, неужели ты думаешь, что люди заводят детей именно поэтому?
Эва невольно рассмеялась. Она снова чувствовала себя девчонкой, она как бы вернулась в детство, когда они были вместе каждый божий день, каждую свободную минуту, за исключением летних каникул, когда ее отправляли на каникулы к дяде в деревню. Ох, эти каникулы были просто невыносимыми, такими скучными, ведь рядом не было Майи.
– Ты еще пожалеешь об этом. Подожди.
– Никогда ни о чем не жалею.
– Да. И правда, я помню. А я вечно жалею обо всем.
– Эва Мария, с этим давно пора завязывать. Вредно для здоровья.
– Но я не жалею о том, что у меня есть Эмма.
– Ну, это понятно, кто же жалеет, что у него есть дети. А почему ты развелась?
– Он нашел себе другую женщину и переехал к ней.
Майя покачала головой.
– И насколько я тебя знаю, ты помогала ему укладывать вещи, когда он уходил?
– Ну, почти. Он такой непрактичный. Кроме того, это лучше, чем сидеть сложа руки и смотреть, как из дома выносят мебель.
– А я бы на твоем месте ушла к подруге и распила с ней бутылочку.
– У меня нет подруг.
Они доедали пирожные молча. Только иногда то одна, то другая качала головой, как бы не в силах поверить, что судьба снова свела их вместе. Им надо было так много друг другу рассказать, но они не знали, с чего начать. Эва снова вспомнила, как она сидела на каменных ступеньках и смотрела на зеленый грузовик.
– Ты не ответила ни на одно мое письмо, – неожиданно сказала Майя слегка обиженно.
– Да. Папа все время говорил мне, что я должна написать, но я не хотела. Я была так сердита из‑за того, что мы переехали, мне было так горько. Наверное, я хотела ему отомстить.
– Но я‑то была ни при чем.
– Да уж, такая я балда. По‑прежнему куришь? Она полезла в сумку за сигаретами.
– Как паровоз. Но не это дерьмо.
Майя нашла в кармане куртки пачку «Ред микс» и начала сворачивать самокрутку.
– А чем ты занимаешься?
Эва покраснела. Вопрос был вполне невинный, но она ненавидела его. Ей вдруг захотелось солгать, но обмануть Майю было непросто. Эве это никогда не удавалось.
– Я сама себя часто об этом спрашиваю. По правде говоря, ничем особенным. Пишу картины.
Брови Майи удивленно поползли вверх.
– То есть ты художница?
– Ну, наверное, хотя мало кто так считает. Я хочу сказать, что мне нечасто удается продать мои картины, но я считаю, что это преходящее явление. Я бы не продолжала этим заниматься, если бы не была в этом уверена.
– То есть ты вообще нигде не работаешь?
– Не работаю? – Эва даже рот разинула от удивления. – А ты что, думаешь, картины сами собой появляются? Разумеется, я работаю! И не по восемь часов, скажу я тебе. От такой работы никогда нельзя освободиться, ложишься спать и продолжаешь думать о работе. Покоя – никакого. Все время хочется что‑то переделать, изменить.
Майя кривовато улыбнулась.
– Прости, я неудачно выразилась. Я имела в виду другое, думала, может, ты еще где‑то работаешь, я имею в виду, получаешь зарплату.
– Тогда у меня не будет времени писать картины, – сказала Эва угрюмо.
– Понятно. Наверное, много времени надо, чтобы написать картину.
– Примерно полгода.
– Что? А ты что – пишешь такие большие картины?
Эва вздохнула и щелкнула зажигалкой. У Майи был кроваво‑красный маникюр, руки ухоженные; а на ее собственные руки смотреть не хотелось.
– Никто не понимает, как это трудно, – сказала она с отчаянием в голосе. – Всем кажется, что это просто блажь.
– Я в живописи совсем не разбираюсь, – призналась Майя. – Меня просто немного удивляет, что кто‑то сам выбирает себе такую жизнь, если все это так непросто.
– Я ее не выбирала.
– А кто выбирал?
– То есть, я хотела сказать… Человек становится художником, просто‑напросто потому что вынужден это сделать. Потому что никакого выбора нет.
– Это мне тоже непонятно. Выбор есть всегда.
Эва решила не входить в объяснения. Она съела оба пирожных, чтобы доставить удовольствие Майе, и чувствовала, что ее немного подташнивает.
– Лучше расскажи мне, чем ты сама занимаешься. Ты явно зарабатываешь больше, чем я.
Майя закурила свою самокрутку.
– Наверняка. Я тоже работаю на себя. Так называемый «свободный предприниматель». У меня небольшая фирма, только один служащий. Работаю очень много, хочу накопить денег. Но к новому году собираюсь с этим кончать. Переберусь на север Франции, открою небольшую гостиницу. Может быть, где‑нибудь в Нормандии. Давняя мечта.
– Господи, правда?! – Эва курила, ожидая продолжения.
– Работа тяжелая, требует самодисциплины, но дело того стоит. Я ее рассматриваю просто как путь к достижению цели и не отступлюсь, пока не получу то, что хочу.
– Да уж, это я прекрасно понимаю!
– Ох, если бы ты была сделана из другого теста, Эва, я бы предложила тебе со мной сотрудничать. –
