парня из теплого гаража в эту проклятую погоду, и только для того, чтобы языком молоть!
– Ни в чем не повинного?
Эва почувствовала, как земля уходит у нее из‑под ног. Она как бы увяла, ощутила вдруг невероятную усталость, ей даже пришлось опереться на машину. Она стояла слева, как раз у той штанги, которая поддерживала крышку капота.
– Я только имел в виду, – пробормотал он из глубины мотора, – что машина была нужна вам. И я приехал, как мы и договорились. И не понимаю, что это вас так разозлило, черт возьми!
– Разозлило? – ухватилась она за слово. – Вы называете это – разозлиться? Я видела вещи и похуже, когда люди совсем срывались с катушек из‑за какой‑то ерунды!
Он обернулся и подозрительно посмотрел на нее.
– Господи! Вы что, шизофреничка?
И снова исчез под крышкой капота.
Эва тяжело дышала и чувствовала, как ее охватывает невероятная ярость, она испытала даже облегчение от этого, ярость росла и росла, она была раскаленной, как поток лавы, она шла откуда‑то из области живота, потом поднималась к груди, достигала рук, и она яростно замахала руками в темноте, почувствовала, что рука ударилась обо что‑то, и услышала скребущий звук. Штанга, которая удерживала крышку капота, отцепилась. Тяжелая металлическая крышка со стуком упала. Его зад и ноги свисали на землю, остального видно не было.
Эва попятилась от машины и закричала. Из‑под капота доносились какие‑то звуки и страшные ругательства. Она с ужасом смотрела на капот машины, наверное, он очень тяжелый; вот он приподнялся, снова упал, а потом снова приподнялся. Сердце Эвы колотилось так, что, ей казалось, даже он это слышал. Она явно вывела его из себя, как и Майя в тот вечер, его слепая ярость сейчас направлена против нее, еще несколько секунд – и он высвободится и бросится на нее, обрушится на нее изо всех своих сил, поэтому она сделала несколько шагов вперед, нашла карман на ноге, сунула туда руку и нащупала нож. И вытащила его из чехла.
– Дьявол!
Он хотел выбраться, повернуться, но Эва подскочила к машине и налегла на крышку всем своим весом. Он дико закричал, крик его раздавался, как из банки.
– Что ты делаешь, сука?
– Теряю над собой контроль! – прокричала она.
– Ты спятила!
– Это ты спятил!
– Что тебе надо, черт побери?
Эва перевела дух и крикнула:
– Я хочу знать, почему Майя должна была умереть!
Наступила мертвая тишина. Он продолжал двигаться, но не мог высвободиться ни на сантиметр. Она слышала его дыхание, он дышал очень часто.
– Какого черта ты…
– Ах, тебе хочется это знать!
Она по‑прежнему лежала на капоте, он уже не двигался больше, он сипел, как загнанная собака, лицо его было вдавлено в мотор.
– Я тебе сейчас все объясню, – промычал он. – Это был несчастный случай!
– Нет, ты врешь!
– У нее был нож, черт побери!
Внезапно он сделал резкий рывок, и крышка приподнялась. Эва соскользнула с нее и упала на траву, но продолжала держать нож обеими руками, она видела кулаки, которыми убили Майю, видела, как они сжимаются.
– И у меня тоже нож!
Она вскочила и снова бросилась к машине, он опять упал, сначала нож попал ему в бок, вошел удивительно легко, как в свежий хлеб. Он лежал под крышкой, как мышь, попавшая в ловушку. Она выдернула нож, по рукам ее заструилось что‑то теплое, но он не заорал, только издал короткий и словно бы удивленный стон. Он хотел снова поднапрячься и высвободил одну руку, но тут его настиг второй удар – в поясницу, она почувствовала, что на этот раз нож встретил какое‑то сопротивление, словно бы попал в кость, ей пришлось приложить усилие, чтобы вытащить его снова, и вот именно в этот момент у него подогнулись колени. Он сполз ниже на землю, хотя верхняя часть туловища по‑прежнему оставалась под крышкой, но она уже не могла остановиться, потому что он все еще шевелился; она должна была остановить его, заставить его прекратить так отвратительно стонать. Через секунду она вошла в ритм, которому стал повиноваться нож, она продолжала раз за разом всаживать в него лезвие, попадая ему в спину и в бок, а иногда нож царапал обшивку машины, решетку, щиток; и, наконец, заметила, что он больше не двигается, но он по‑прежнему висел на машине, он был похож на забитую свинью, на свиную тушу, висящую на крюке.
Эва не могла удержаться на ногах под порывами сырого и холодного ветра. Она упала ничком и лежала, уткнувшись лицом в траву. Река, пенясь, неслась вперед – как раньше, абсолютно безразличная. Вокруг было тихо. Она с удивлением почувствовала, что все ее тело словно бы парализовало, она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, все мышцы, казалось, одеревенели, даже пальцы отказывались слушаться. Она надеялась, что их скоро найдут. Земля была холодная и мокрая, и она быстро начала замерзать.
***
Она подняла голову и увидела прямо перед собой бело‑синюю кроссовку, потом взгляд ее пополз выше по его ноге, и она удивилась, что мужчина не упал. Картина была дурацкая. Как будто он заснул, копаясь в моторе. Но было удивительно, что ничего не произошло. Никто не бежал к ним со всех ног, не выли сирены. Были только они двое, одни в темноте.
Их никто не видел. Никто не знал, где они, возможно, не знали даже, что они когда‑то были где‑то вместе.
Она с трудом поднялась на ноги, слегка пошатываясь. Почувствовала, что вся липкая и мокрая. От машины до реки было метров десять‑двенадцать, а он не такой уж тяжелый, килограммов семьдесят, не больше. Сама она весила шестьдесят, так что у нее должно было получиться. Если он какое‑то время будет плыть вниз по реке к городу, прежде чем его найдут, а она отгонит машину, то им не удастся обнаружить место, где он был убит, потому что она явно оставила там следы. Она прислушалась, удивляясь тому, что в состоянии мыслить так ясно, и подошла к автомобилю. Осторожно подняла крышку и снова ее закрепила. Он по‑прежнему висел. Ей пришлось дотронуться до него, до скользкой кожаной куртки с большими пятнами крови. Она автоматически задержала дыхание, боясь вдохнуть его запах, схватила его за плечи и потянула на себя. Он упал на спину и теперь валялся как мешок у ее ног. Она потянула его на себя. Она наклонилась над ним, и тут внезапно ей пришла в голову мысль: а что, если вытащить у него бумажник из кармана куртки? Как будто это помешает им выяснить его личность. Смешно. Она ухватила его под мышки, обернулась, посмотрела на воду и стала тянуть. Он оказался тяжелее, чем она думала; она тащила его по мокрой траве короткими рывками, ноги покойника были широко раскинуты. Она тянула его с остановками, два рывка и передых, два рывка и передых, медленно приближаясь к реке. Остановилась и посмотрела на его бледное темечко, а потом опять потащила. В конце концов, дотащила до реки, теперь он лежал у самой воды. Она отпустила его и осторожно сунула ногу в воду. Мелко. Она сделала еще несколько шагов, чуть не поскользнулась на гладких камнях, но было по‑прежнему мелко. В конце концов вода залилась ей в сапоги, ноги заледенели. Но она все равно сделала еще несколько шагов, и только когда вода стала доставать ей до колен, опять вернулась на берег.
Ухватила его снова и потащила в воду, борясь с упрямым течением, но он довольно легко всплыл, поэтому тянуть его стало гораздо легче. Она шла и шла, пока вода не стала доставать ей до бедер, тогда она перевернула его на живот. Он качнулся пару раз, а потом тело подхватило быстрое течение. Его
