Пока я читала эту заметку, шеф полиции молча наблюдал за моим лицом. Когда же я отложила газету и откинулась в кресло, не в силах что-либо сказать, он улыбнулся:
– Надеюсь, мадемуазель де Рензи, вы не сердитесь на меня за эту маленькую хитрость? Но – откровенность за откровенность – я не мог сразу раскрыть свои карты, потому что получил указание свыше – выяснить кое-какие подробности насчет вашего англичанина. А кто, кроме вас, помог бы мне в этом деле?
– Нет, я, конечно, не сержусь. Я очень счастлива, что все так окончилось, о ля-ля!
– Я рад не меньше вашего, мадемуазель. Англия, Франция и Россия – дружественные державы, и ничто не должно омрачать Тройственный Союз!
Почему-то в его словах мне послышался туманный намек на связь этого дела с политикой Антанты, и я решила спросить его напрямик:
– Могу ли я, мосье Андрэ, рассчитывать на то, что ничего из сказанного здесь мною не просочится в прессу?
– Даю вам слово, мадемуазель. Мы оберегаем не только жизнь и имущество, но и честь наших сограждан. Мосье дю Лорье и никто другой никогда не узнают обстоятельств этого дела и то, что вы добровольно явились в полицию ради спасения англичанина. Желаю вам и впредь с успехом развивать вашу блестящую деятельность на сцене парижского театра и мечтаю сегодня вечером быть у вас в гостях на очередной премьере.
– Ложа закреплена за вами, – сказала я, подымаясь и протягивая ему руку, которую он почтительно поцеловал…
Вслед за тем я поспешила домой. Мое сердце пело и ликовало, я чувствовала, что побила последний козырь Орловского.
…К моему изумлению, дома у себя я застала Диану Форрест, которая оживленно болтала с Марианной. Судя по всему, у них возникла взаимная симпатия, потому что их беседа носила вполне дружеский характер. Это и удивило меня: заслужить расположение моей Марианны не так-то легко – она недоверчива к людям.
Вид у Дианы был сияющий, и она показалась мне еще более обворожительной, чем вчера. Разумеется, из газет она уже знала о том, что Ивор на свободе, но еще не виделась с ним, так как, по словам шефа, из тюрьмы он направился прямо в британское посольство.
– Ну, а как ваши дела, Максина? – спросила она. – Я очень тревожилась за вас; вчера вы напугали меня, сказав, что алиби Ивора может сломать вашу жизнь.
– Ничего, все обошлось, – бодро ответила я. – Обошлось благодаря вам, мисс Форрест. Не знаю, каким путем вы добыли тот футляр, но думаю, что это был подвиг с вашей стороны!..
– Подвиг? – совсем по-детски удивилась она.
– Да, дорогая Диана… вы разрешите называть вас так?.. Вы спасли не только Ивора, но и меня, и моего жениха, и даже… даже больше, чем я могу и имею право сказать. Но я выполнила свое обещание: я была сейчас в полиции и подтвердила алиби Ивора.
– Я тоже сдержала слово: достала утерянную вами вещь. С этими словами она протянула мне мою парчовую сумочку.
Я не верила своим глазам. Второй раз Диана спасает меня, возвращая мне счастье и жизнь. Я порывисто обняла милую девушку, и она доверчиво прижалась ко мне. Так мы простояли несколько секунд, обнявшись как две сестры…
Затем я обратила внимание на сумочку. Мне в глаза бросилось то, что серебряные шнурки, стягивавшие ее, были разорваны, а сама она помята, словно кто-то отчаянно боролся за обладание ею. Но Диана не сказала ничего, и я решила, что неделикатно расспрашивать об этом.
Я еще раз горячо поблагодарила ее.
– На мой взгляд, – сказала я, – из вас с Ивором получится отличная пара. Вы очень любите его?
– Очень! – ответила они, сияя. – Когда он со мной, мне все вокруг кажется светлым и радостным. Даже люди, окружающие нас, кажутся такими хорошими! А когда расстаемся – солнце заходит за тучу: и трава не такая зеленая, и цветы не такие яркие, и аромат их уже не радует сердце…
– Да вы, я вижу, поэтесса! – улыбнулась я, а она спохватилась и покраснела как школьница.
– Понимаю вас, дорогая Диана, – сказала я задумчиво. – Я тоже очень люблю, моя любовь не меньше вашей, но она не такая чистая и светлая, как ваша. Ее путь был труден и тернист, усыпан не розами, а шипами. Мне приходилось и лгать, и изворачиваться, и обманывать…
– Я страшно жалею, что пошла тогда на разрыв с Ивором, – произнесла она. – Сейчас я раскаиваюсь в своих подозрениях и вообще в своем несправедливом отношении к нему.
– Да, могу сказать, вы чуть не разбили его сердце, но он все равно не переставал любить вас и не терял надежды… И оказался прав: вы – единственная девушка, достойная его!
Видя, что она опять смутилась, я обратила ее внимание на свежие газеты, лежавшие на моем журнальном столике.
– Ивор Дандес рассказывал мне об этих преступниках, – сказала я, указав на заметку. – Он ехал с ними всю дорогу от Лондона до Кале. Жаль, что тут не сказано, где и как их арестовали!
Я заметила, что при этих словах Диана слегка вздрогнула, и поняла, что ей кое-что известно об этом, может быть, гораздо больше, чем описано в скупых газетных строках. Однако она не проронила ни слова, и я решила подойти к делу с другой стороны; меня интересовало – какое отношение к убийству имели бриллианты.
– Здесь говорится, – продолжала я с самым невинным видом, – что какой-то уличный мальчишка помог уличить бандитов. Думаю, что чепуха?
– Вовсе не чепуха! – внезапно с жаром возразила Диана. – Это Филипп, он действительно уличный
