— Это важно?
— Возможно.
— Тогда подождите, — буркнул он. — И постарайтесь не мешать.
Я отошел в сторону. Толстяк спускался по лестнице с тощим лысым мужчиной — одним из библиотечных начальников. Харалд Бруберг подошел к нему, представился и пожал руку.
— Нам нужно где-то расположиться на несколько часов.
— Понимаю, — закивал лысый. — Для вас можно освободить зал периодики и машинописное бюро. Я лично прослежу, чтобы все сделали побыстрее. Если что-нибудь еще понадобится, я в полном вашем распоряжении.
Тут уже и долговязый скатился по лестнице, ведя за собой экспертов. Он по-прежнему придерживал фуражку за козырек.
Бруберг коротко дал ему какие-то указания и повернулся к Бюгдену.
— А ты присматривай за тем, что здесь творится. Я сейчас вернусь.
Он открыл дверь в зал периодики и повернулся ко мне.
— Пойдемте!
— Родных извещать? — спросил Бюгден.
— Как можно скорее!
Бруберг присел на один из столов и положил возле себя шляпу. Потом достал из кармана пальто трубку и табакерку.
— Что вы хотели мне сказать?
— Я как раз находился в аудитории, когда умер Манфред Лундберг, — начал я. — А перед семинаром завтракал в «Альме». Марта Хофштедтер сидела в «Альме» рядом с Лундбергом, когда его отравили…
Бруберг казалось, весь был поглощен своей трубкой. И если бы не его уши, я бы никогда не поверил, что он меня слышит. Но такие уши ничего не пропустят.
— Полагаете, между этими убийствами есть связь?
— Во всяком случае, меня бы это не удивило.
— Почему вы так думаете?
— Вы только что сказали, что ее убили вчера вечером. Значит, через несколько часов после следственного эксперимента в «Альме». Может быть, она заметила что-то подозрительное, когда во вторник сидела за столом…
— Почему же тогда она ничего не сказала вчера?
— Люди далеко не всегда выкладывают все, что знают. Иногда они предпочитают промолчать.
Бруберг раскурил трубку и потушил спичку. Трубка шипела, как старый паровой котел.
— Совершенно верно, — кивнул он. — Я вижу, вы неплохо осведомлены.
— Я знаю многих преподавателей с юрфака, в том числе вашего брата.
— Эрнста? — Он пыхнул трубкой. — И обсуждали с ним убийство Манфреда Лундберга?
— Про убийство я говорил не с ним, хотя и встретил его вчера у Бринкманов.
Бруберг улыбнулся.
— Что еще вы могли бы сказать?
— Понимаете, вчера поздно вечером я встретил в баре Хилдинга Улина, секретаря факультета. Он сказал, что вечером видел Марту и даже проводил ее немного.
— Может быть, он имеет в виду встречу во время следственного эксперимента?
— У меня сложилось впечатление, что он провожал ее после. От здания филфака. Но, возможно, это просто случайное совпадение.
— Да, возможно. Во всяком случае, спасибо за информацию. Перед тем как уйдете, оставьте свой адрес Бюгдену. Может понадобится через пару дней поговорить подробнее.
Я направился к выходу, Бруберг за мной.
— Я позвоню Эрнсту и попрошу его сообщить Хофштедтеру обо всем, что случилось.
Мы остановились возле мужского туалета. Эксперты работали, не покладая рук. Они расставили повсюду фотоаппараты и юпитеры и делали снимок за снимком. Марта все еще сидела под умывальником. Я оставил комиссару Бюгдену свою фамилию и адрес.
— Загляните как-нибудь ко мне, — предложил я. — Теперь вы знаете, где я живу. Выпьем, а заодно перейдем на ты.
В ответ раздалось глухое ворчание. Харалд Бруберг стал подниматься по лестнице. Я последовал за ним. В руке он держал черную шляпу. Трубка уже исчезла в кармане пальто.
— Вы с комиссаром Бюгденом, как видно, остались не слишком довольны друг другом? — заметил Бруберг.
В тот же миг его кто-то окликнул снизу. Долговязый полицейский впопыхах врезался во что-то головой и громко выругался, тут же смущенно покосившись на Харалда Бруберга.
— Под окном мы нашли пару галош, — сообщил он. — Их почти засыпало снегом. На них метка «М. Л.».
— Черт возьми! — воскликнул Бруберг и потеребил свой нос. Потом посмотрел на долговязого полицейского. — Пусть осмотрят место, где нашли галоши. Там могло произойти что угодно!
— Я ничего не понимаю, — сознался долговязый.
— М. Л. означает Манфред Лундберг, — подсказал я.
— Ладно, — решил Харалд Бруберг. — Сейчас я вернусь и взгляну.
Мы пошли в главный читальный зал.
— Полиции иногда тоже приходится думать, — вздохнул прокурор.
ТУРИН
Я немного постоял на крыльце, откуда открывался изумительный вид на город. Я смотрел на живописное нагромождение домов, словно никогда их раньше не видел. Справа грелся на солнце огромный красный дворец. Солнце отражалось в его высоких стрельчатых окнах. Немного левее сверкали инеем деревья в парке Одинслунд, церковь Святой Троицы, а за ней возносил в небо башни кафедральный собор. Впереди Дротнингсгатан опускалась к реке Фюрисон и, перепрыгнув через мост, бежала дальше к площади. По ту сторону площади она называлась уже Ваксалагатан. И вот она, прямая, как стрела, пересекала Кунгсгатан, потом Стурагатан и, наконец, где-то в районе Эрегрунсхолл окончательно исчезала…
Все было как обычно. На холме вокруг дворца ослепительно сверкал свежий снег. По склонам Каролинабакен с грохотом неслись вниз и тяжело карабкались вверх большие желтые автобусы. По улицам неведомо куда спешило множество людей. Солнце медленно катилось по небу. Теперь оно светило из-за моей спины. Тень «Каролины» напоминала гигантскую трапецию. В этой тени было холодно. Со стороны Стокгольмсвейен тянуло ледяным ветром. Пора было домой.
Я спустился с крыльца на солнце и зашагал по Эфре-Слотсгатан и Гропгрэнд. Вернувшись домой, снял трубку и набрал номер Бринкманов. Мне очень хотелось, чтобы ответила Ульрика — просто не было сил общаться со стариком или фру Эллен. К счастью, трубку сняла Ульрика.
— Здравствуй, ранняя пташка! — защебетала она.
— Сегодня я встал раньше, чем ты думаешь, — сухо сказал я.
Она промолчала. А когда снова заговорила, голос ее звучал жалобно. Это была очень чувствительная девушка.
— Что с тобой? Опять встал с левой ноги?
— Ничего особенного, — буркнул я. — Видела, какое сегодня солнце и какой снег?
— Видела…
— Ну и что ты об этом думаешь?
— Мне надо думать про экзамены.
— Постарайся не думать о них хоть сегодня!
Она молчала.
