преподавателей в мире Ларри сегодня труднее всего будет увидеть. С другой стороны, работать с Туристами – это значит каждый день общаться с людьми из охраны.
– Вы по какому делу, сэр?
К несчастью, охранник был незнакомый.
– Я должен увидеться со своим консультантом… профессором Фудзиямой.
Ларри никогда не был у него консультантом, но Хамид действительно хотел получить его совет.
– Гм! – Коп включил ларингофон. Хамид толком не расслышал, донеслись только слова насчет «той самой черно-белой инопланетной твари». Чтобы ничего не знать о Болтунье, надо было последние двадцать лет прожить в пещере.
Прошла минута, и из дверей вышла женщина чином постарше.
– Не повезло тебе, сынок, мистер Фудзияма на этой неделе студентов не принимает. Правительственное задание.
Раздалось что-то вроде траурной мелодии. Хамид толкнул Болтунью ногой, и музыка резко оборвалась.
– Я не по учебным делам, мэм. – Вдохновение: почему бы не сказать правду? – Это насчет Туристов и моей Болтуньи.
Полицейская вздохнула:
– Я как раз боялась, что ты это скажешь. Ладно, заходи.
Войдя в темный коридор, Болтунья торжествующе захихикала. Когда-нибудь она начнет играть в свои игры не с теми людьми и огребет приличных колотушек, но, кажется, не сегодня.
Два пролета по лестнице вниз. Освещение стало еще хуже: полусдохшие флуоресцентные лампы, встроенные в акустическую черепицу. Деревянные ступени местами пружинили под ногой. Перед дверями не было ни студентов, ни гостей, но копы взяли здание под наблюдение: из одного кабинета слышался громкий храп. Странное это было место – Забытый Квартал, в частности, Морал-Холл. Что у всех здешних преподавателей было общего – это то, что каждый был у кого-то соломиной в глазу, а поэтому в эти крохотные кабинеты попадали и самые неграмотные, и самые блестящие.
Кабинет Ларри находился в полуподвале в конце длинного коридора. По бокам двери стояли еще два копа, но в остальном все было так, как помнил Хамид. На двери бронзовая табличка: «Профессор Л. Лоуренс Фудзияма, Факультет Трансгуманитарных Исследований». Рядом расписание с совершенно невероятными приемными часами. Посередине двери картина, изображающая поросенка, и подпись: «Если студент делает вид, что ему нужна помощь, сделай вид, что помогаешь».
Полицейская у двери отступила в сторону. Хамиду предстояло проникнуть внутрь без помощи властей. Он быстро постучал пару раз. Раздались шаги, приоткрылась щелочка.
– Пароль? – спросил голос Ларри.
– Профессор Фудзияма, мне нужно поговорить о…
– Это не пароль!
Дверь захлопнулась у Хамида перед носом.
Полицейская положила ему руку на плечо.
– Не огорчайся, сынок, он это и с людьми поважнее тебя проделывал.
Хамид стряхнул ее руку, дернув плечом. От черно-белого создания у него под ногами понеслись звуки тревожной сирены. Перекрикивая шум, он заорал:
– Да это же я, Хамид Томпсон! Ваш студент, трансгуманитарный факультет, группа 201!
Дверь открылась снова, Ларри вышел, поглядел на копов, на Болтунью.
– Так чего ж ты сразу не сказал? Заходи давай. – И когда Хамид с Болтуньей проскользнули внутрь, он нахально и невинно улыбнулся полицейской. – Не волнуйся, Сьюзи, это все то же правительственное задание.
Кабинет у Фудзиямы был длинный и узкий – просто проход между стойками с оборудованием. Студенты Ларри (те, кто осмеливался спускаться в эти глубины) выражали сомнение, что этот человек выжил бы на Старой Земле в эпоху до электронного хранения данных. На полках скопились тонны мусора, и все время какое-нибудь устройство вытарчивало в проход. Это был музей – может быть, даже и в буквальном смысле слова, поскольку одной из специальностей Ларри была археология. Почти все машины не работали, но некоторые щелкали, что-то светилось. Среди этих устройств были шутки Руба Голдберга, были ранние колониальные прототипы… а были и машины Извне. Почти весь потолок покрывали водо– и паропроводы. Похоже было на внутренность подводной лодки.
Стол Ларри стоял у стены. Мусор на столе уравновешивался красивой вещью: плоский дисплей и резная, ночной черноты статуя. Ларри в группе 201 трансгуманитарного факультета описал свою теорию работы с находками: найденное последним – обрабатывается первым, каждый год закупается чистая простыня, на ней пишется дата и на нее кладется годичный слой барахла. Многие считали, что это – одна из шуточек Ларри. Но из-под свалки действительно виднелась простыня.
От настольной лампы под потолок ползли резкие тени. Громоздящиеся у стен ящики, казалось, вот-вот рухнут. Свободное пространство на стенах было занято постерами. Эти постеры одна (не самая главная) из причин, по которым Ларри был сюда сослан: они были тщательно продуманы так, чтобы оскорблять любую разумную общественную группу. На стуле для посетителей тоже грудой было навалено… что-то. Ларри смахнул это на пол и пригласил Хамида садиться.
– Конечно, я тебя помню по трансгуманитарному. Но зачем было это вспоминать? Ты же владелец Болтуньи, и ты сынок Хаса Томпсона. – Ларри сел в свое кресло.
«Я не сынок Хаса Томпсона!»
– Простите, я ничего другого не успел придумать. Но я пришел как раз насчет Болтуньи. Мне нужен
