– Я ждал ее половину жизни. Сколько понадобится, столько я и буду ее ждать.
Фам вздохнул:
– Я боялся, что ты это скажешь.
– А?
– Ты один из самых преданных людей на свете. И у тебя талант работы с людьми. Ты больше всех сделал для выживания Кенг Хо под гнетом Нау.
– Нет! Я никогда не мог ему противостоять. Все, что я мог – обходить острые углы, пытаться сделать жизнь не такой страшной. И все равно люди погибали. Я был бесхребетен, административно бездарен, я был просто идиотом, которым пользовался Нау, чтобы держать людей получше под контролем.
Фам качал головой:
– Ты был единственным, с кем я вступил в заговор, Эзр. – Он резко остановился и усмехнулся: – Конечно, частично потому, что у тебя хватило ума догадаться, кто я. Ты не согнулся и не сломался. Ты даже меня за цепь дернул… Ты знаешь, куда мне пришлось вернуться.
Эзр поднял глаза:
– И что?
– Я видал много умелых ребят. – Кривая усмешка. – Мы с Сурой основали много Великих Семей в этом краю космоса Кенг Хо. Но ты лучше других, Эзр Винж. Я горжусь родством с тобой.
– Хм…
Эзр не думал, что Фам стал бы лгать о таких вещах, но его слова были слишком… необычны, чтобы быть правдой.
Но собеседник еще не кончил:
– Но в твоих достоинствах есть и минусы. У тебя хватило терпения играть роль в течение сотен мегасекунд. Ты держался своей цели, где многие другие бы начали совсем новую жизнь. Теперь ты говоришь, что будешь ждать Триксию, сколько бы ни пришлось. И я верю, что ты действительно будешь ждать… вечно. Эзр, ты думал когда-нибудь, что для Фокуса не всегда нужна мозговая гниль? Некоторые люди могут фиксироваться сами по себе. У них настолько сильная воля – или такой негибкий ум – что они могут исключить все, кроме центра фиксации. Тебе это было нужно многие годы под гнетом Нау и Брюгеля. Это то, что спасло тебя и помогло выжить людям Кенг Хо. Но теперь – думай, определи проблему. Не выбрасывай жизнь на помойку.
Эзр вспомнил слова эмергентов, что общество всегда держалось на людях, «не имеющих жизни». Но…
– Триксия Бонсол – это цель, которая того стоит, Фам.
– Согласен. Но ты говоришь об очень высокой цене – ждать всю жизнь того, что может и не случиться. – Он остановился, склонил голову набок. – Просто стыд и срам, что ты
– Да? Кого?
– Думай, Эзр. Кто организовал систему стабилизации скал? Кто убедил Нау ослабить цепь? Кто сделал возможными бар Бенни и фермы Гонле? И сделал все это несмотря на повторные мозгочистки? Кто спас твою задницу в финальной стычке?
– Ой! – это слово прозвучало тихо и смущенно. – Чиви… Чиви хороший человек.
И тут в лице Фама показалась настоящая злость – впервые за все время после свержения Томаса Нау.
– Да очнись же ты, черт тебя побери!
– Я в том смысле, что она умница, и смелая, и…
– Да, да, да! Она на самом деле гений почти во всем. Я за свою жизнь только двух-трех таких видел.
– Я…
– Эзр, я не думаю, что ты эмоциональный кретин, или я бы вообще с тобой не разговаривал, и уж тем более о Чиви. Но
– Она участвует во всем… кажется, я встречаю ее каждый день…
Он чуть не ахнул. Это было как де-фокусировка – увидеть совсем по-новому то, что видел все время. Да, это правда, он зависел от Чиви даже больше, чем от Фама или Анне. Но у Чиви были свои тяготы. Он помнил ее лицо, когда она встретила Флорию Перес. Он помнил ее улыбку, когда она радовалась, что у него все кончилось хорошо. Странно было чувствовать стыд за того, о ком ты мгновенье назад вообще не думал.
– Мне… мне очень жаль… я никогда не думал.
Фам откинулся в кресле.
– На это я и надеялся, Эзр. Ты и я – у нас одна проблема. Мы отлично разбираемся в великих принципах и хромаем в простых человеческих отношениях. Нам над этим надо поработать. Я тебя секунду назад хвалил, и это не было ложью. Но Чиви в самом деле чудо.
Эзр не мог ничего ответить. У него в душе шла полная перестановка мебели. Триксия, мечта всей его жизни, куда-то ускользала.
– Мне надо подумать.
– Так и сделай. Только поговори об этом с Чиви, ладно? Вы оба прячетесь за стенами. И оба удивитесь, что может получиться из прямого разговора.
Эта идея вспыхнула как новое солнце.
– Да. Я так и сделаю!
66
Прошло время, но Арахне еще долго предстояло остывать. Последние сухие бури еще метались в средних широтах, все подбираясь к экватору планеты.
У флаера не было ни крыльев, ни реактивных двигателей, ни ракет. Он опустился по баллистической дуге и снизил скорость перед мягкой посадкой на голые скалы плоскогорья.
Майор Виктория Лайтхилл похлопала по земле кончиками рук.
– Не повезло нам, что здесь нет снега. Следов не осталось. – Она махнула в сторону скалистого склона в нескольких дюжинах ярдов. Там был снег, забившийся в трещины, лежащий сейчас в тени ветра. Он призрачно-красноватым блестел на солнце. – А там, где снег есть, его всегда переносит ветер. Ты чувствуешь ветер?
Триксия Бонсол высунулась наружу. Слышно было, как он поет вокруг шлема.
– Посильнее тебя! – рассмеялась она. – Мне-то приходится стоять всего на двух ногах.
Они направились к склону. Триксия вывела звуковую связь с сетью на ноль. Здесь и сейчас ей хотелось испытать все самой, и чтобы ее не отрывали. Но гудение звука и дисплеи в верхних углах поля зрения все время держали ее в напряженном контакте с тем, что происходит в космосе и в Принстоне. В реальном мире за шлемом свет был разве что чуть ярче луны Триленда, и единственным движением было пересыпание поземки.
– Это наше самое вероятное предположение, где Шерканер покинул вертолет?
– Да, но здесь нет никаких его следов. Файлы журналов все смешались в кашу. Папа управлял вертолетом Рахнера по сети. Может быть, он шел куда-то в выбранное место. Скорее же он направлялся случайно в никуда.
Сейчас Триксия не слышала настоящего голоса Маленькой Виктории. Эти звуки транслировались и перерабатывались ее шлемом. Результатом была не человеческая речь и уж точно не голос паука, но Триксия понимала этот язык так же легко, как низский, и, слушая, могла одновременно смотреть и действовать руками.
– Но… – Триксия показала рукой на неровный пейзаж, – Шерканер казался мне рациональным, даже в самом конце, когда, казалось, все разваливается.