нибудь еще.
Я опустил глаза.
— Сожалею, я не могу помочь твоему сыну, — пробормотал я. — Гидраны не стали говорить со мной…
— Почему? — спросил он с резкостью удивления или боли.
— Потому что я изгой, — сказал я.
Он нахмурился, и я не понял, было ли это огорчением или просто недоумением.
— Извини, — сказал я. Моя память распахивала передо мной двери, в которые я не хотел входить.
Он ничего не сказал, глядя вперед, туда, где его жена пользовалась складным настенным дисплеем для показа некоторых биохимических процессов.
— Она не должна быть здесь, — сказал он скорее не мне, а себе.
— А ты? — спросил я.
Он взглянул на меня:
— Тоже.
— Тау принуждает вас?
Он не ответил.
Остаток нашего пути проходил под искусственным мономолекулярным небом, вдоль безлюдных линий для расщепления матрицы рифов — в созданном человеком подземном мире… Ничто из того, что я видел или слышал, не могло остановить разраставшийся страх: одно слово Тау — и я могу превратиться в невидимку, раствориться в безликой массе клейменых рабочих. И на этот раз не будет Джули Та Минг, чтобы найти меня и спасти. Моя паранойя росла, пока не осталось ни одного ясного чувства внутри меня, кроме желания вырваться отсюда.
Я больше не задавал вопросов. Никто не спрашивал почему.
Глава 8
Когда Воуно высадил меня в лагере экспедиции, рабочий день уже близился к концу. Я пробрался через беспорядочное движение тел и занялся своим делом. Шепот и пристальные взгляды следовали за мной. Я подумал: неужели они обсуждали меня весь день?
Когда мы закончили убирать снаряжение на ночь, флайер Воуно снова спустился с фиолетового неба, окутавшись золотой дымкой, когда он приземлился на речном берегу.
По пути обратно в Ривертон члены экспедиции вели бессвязный разговор. Я не присоединился к ним, слишком измученный этим днем, о котором не хотелось и думать. Киссиндра, как обычно, села рядом с Воуно, глубоко погрузившись в беседу о рифах и облачных китах. То, что я услышал из их разговора, затронуло меня больше, чем все сведения Тау, которые я загрузил в свою память. Я снова удивился, откуда он знает все это? Вряд ли из простого наблюдения за облаками. Когда мы вышли из флайера у отеля, я чуть было не спросил его об этом, но мне не хватило энергии.
Я уже собрался уходить, когда он окликнул меня:
— Ты свободен сегодня вечером?
Я поколебался, раздумывая, зачем ему надо знать это.
— Да, — ответил я наконец.
Он жестом подозвал меня поближе. Я прошел мимо Келли и Эзры Дитрексена, который вернулся за Киссиндрой.
— Ты приглашен на ужин, — сказал Воуно, когда я встал рядом с контрольной панелью. — Там будет кое-кто, кто хочет видеть тебя… кое-кто, с кем ты должен встретиться, если действительно хочешь узнать побольше о рифах.
Я еле сдержался, чтобы не показать, как я удивлен.
— Где? — спросил я. Я думал, что хочу спросить: «Кто?»
— Во Фриктауне.
Мои легкие сжались.
— Черт! — Я покачал головой, собираясь уйти.
— Это не будет похоже на то. — Голос Воуно заставил меня обернуться.
— На что? — спросил я, глядя на него.
— На то, что Тау сделал с тобой.
Я продолжал смотреть на него.
— Почему? — спросил я наконец.
Он выглядел озадаченным. Затем он кивнул, словно в конце концов понял, о чем был задан вопрос.
— Потому что я думаю, кое-кто должен извиниться перед тобой.
— Почему ты думаешь, что это касается тебя?
Он коснулся потрепанного мешочка, висевшего на ремешке у него на шее. Пожал плечами.
— Предполагаю, что… поэтому.
Он приподнял мешочек, глядя на него. Я сообразил, что он всегда носил его, как и линзы, словно они стали частью его тела. Мешочек был сделан из натуральной кожи. Он был старый, настолько старый, что, вероятно, когда-то был меховым, но мех со временем вытерся. Его украшала неровная бахрома и остатки бисерного узора.
— Что это? — спросил я мягко.
— Реликвия… Наследство. Мои предки называли его целителем. В нем не обычные лекарства, — сказал он, — тут лекарства для духа. Талисманы. Предполагается, что они охраняют от бед. — Он криво усмехнулся. — Это все, что я знаю. Все, кто мог знать больше, мертвы.
— Откуда он?
— С Земли, — ответил он, перебирая пальцами истрепанную бахрому, — из Северной Америки. Давным-давно.
— Ты родился там?
Он покачал головой:
— Мои предки давно ушли. — Он не сказал «ушли оттуда». Он сказал «ушли». Я взглянул на мешочек, который он опустил на грудь. — С гидранами случилось… — Он пожал плечами. — То же самое. Думаю, именно поэтому я чувствую необходимость наблюдать, что происходит там, на другом берегу реки. Возможно, тобой движут те же чувства.
Я потер лицо, сдирая корку с заживающих ссадин и всякое выражение.
— Не могу, — сказал я. — Гидраны выкинули меня. Они считают меня ходячим мертвецом.
— Нет, — он покачал головой. — Этот совсем другой. — Внезапно я понял, что поверил ему, возможно потому, что очень желал того. — Что скажешь? — спросил он.
Я промолчал, затем спросил так, как будто этот вопрос не имел для меня никакого значения:
— Только ты и я?
— И она, — он кивнул в сторону Киссиндры. Она вместе с Эзрой проверяла сохранность оборудования. — Она поедет? — В том, как он смотрел на нее, было что-то необычное, как будто он пытался не думать о ней.
Уголки моих губ дернулись.
— Уверен, что да.
Я окликнул Киссиндру, и она подошла к нам, подняв глаза от инвентаризационных списков.
— Воуно знает гидрана, который хочет поговорить с нами о рифах. Он говорит, что мы приглашены на ужин. Ты готова совершить путешествие за реку?
— Сегодня вечером? — спросила она, взглянув на Воуно.
Он кивнул.
Ее лицо оживилось.
— Я готова с рождения. — Она улыбнулась. — Это твой источник информации?
Он пожал плечами:
— Думаю, можно называть ее и так. Я обычно зову ее Бабушка. — Киссиндра подняла брови. — Это обращение выражает мое почтение к старейшим и ее положению, — сказал он, посуровев.
Киссиндра улыбалась:
— Я очень хочу поехать. Думаю, что смогу говорить за нас обоих… — Киссиндра взглянула на меня.
