Существенным отличием «спящего агента» от «крота» является то, что с самого начала появления во вражеском окружении он не будет пользоваться никакой поддержкой работодателя, полностью и без всяких исключений останется предоставленным самому себе. Никаких контактов. Его не задействуют даже при крайней тактической оперативной необходимости до тех пор, пока однажды, может и через десять или даже двадцать лет, не наступит его звездный час.
От такого рода агентов требуется чрезвычайная преданность и дисциплина. В течение длительного одиночества со «спящим», как с любым другим смертным, многое может случится. Будут накатывать настроения исчезнуть из поля зрения нанимателя, порвать с ним, начать «новую жизнь с понедельника». Будут разочарования в собственной судьбе. Будет эйфория от влюбленности, поддельные, внезапные ощущения счастья. Или наоборот, глубокая депрессия, разочарование. Запои или приверженность к наркотикам, наконец. Известны случаи, когда у «спящих агентов» являлись навязчивые мысли о самоубийстве, которые не преодолеешь по совету из книги «Занимательный психоанализ» простым раздиранием на клочки собственных фотографий. Каким бы энтузиастом, каким бы подготовленным и преданным «спящий агент» ни был, трудно, временами невыносимо сохранять не подпорченным чувство долга, ответственности за выполнение предстоящей задачи. Люди меняются, бездеятельная жизнь разлагает и от неё трудно отречься вдруг и сразу, когда через пять или десять лет ожидания наконец-то раздастся телефонный звонок и прозвучит условный сигнал.
Операции со «спящими агентами» позволяют себе шпионские организации крупной ресурсной мощи, с перспективным видением будущего и непоколебимой уверенностью в длительном существовании организации или системы, которую они обслуживают. Потенциальные выгоды от операций со «спящими» всегда ощутимы, их результаты покрывают финансовые и человеческие расходы. И великое преимущество «спящего нелегала» — граничащая с абсолютной невозможность выявить и идентифицировать его, пока он не введен в действие.
Для контрразведчиков «спящие агенты» — самые неуловимые из подобного рода тварей. Такие призы — поистине удача, свалившаяся с неба. «Спящие» нелегалы способны до такой степени вписаться в среду, что признаков их присутствия не бывает. Охота на бездействующего «спящего агента» неблагодарна. Только информация из источника «на другой стороне» выводят на подобную добычу.
Однако, как только «спящий агент» переходит в разряд оперативно задействованных, он подвержен опасности в такой же степени, как и шпион любого другого сорта. Скорлупа, которую «спящий» наращивал долгие годы, становится хрупкой.
Хрупкость внешней защиты — удел нелегала по найму вне зависимости от образа, который он воплощает на сцене театра шпионского абсурда. Она в равной степени ненадежна и у агента краткосрочного проникновения, и у «крота», и у «спящего» нелегала. Операторам агентов это прекрасно известно, поскольку списывать такого рода «боевые потери» — их прямая обязанность.
Именно поэтому легальные разведчики, которым «светит» перспектива перехода в нелегалы, предпочитают сменить, как говорится, стезю на работу по коммерческой линии или, на худой конец, научной и технической. Отчасти по этой причине спецконтингент, как официально обозначаются нелегалы, готовится обычно из молодежи или в него «сливаются» кадры, перешедшие на положение частных детективов по найму.
Многие из кандидатов, выбирающих вторую древнюю профессию, обычно не имеют представления, что есть две разведки — легальная и нелегальная. А потом, когда специализация начинается, бросают учебу из-за несовместимости личных жизненных установок с практикой вербовочных и оперативных мероприятий. Главный аргумент: шпионаж и вербовка, обман и принуждение к предательству — работа для подонков.
Раздел четвертый
«Срок хранения — неизвестен»
Наказание враля в обыденной жизни — нравственное, потеря доверия. Нелегал — лжец несоизмеримый по опасности для организаций или систем, в которые проникает. В случае разоблачения и расплата, уготованная ему, круче. Поэтому шпион заранее готовится отбивать попытки разоблачения и, что называется, контратакует с упреждением. Он не просто не верит никому, никогда и ничему, он заранее культивирует и оттачивает абсолютное недоверие ко всему и вся.
Доверие в разведке — проявление профессиональной и личной несостоятельности, разгильдяйства, усталости, лени или, более того, душевного расстройства. Нечто вроде постыдного порока. Агент, поймавший себя на желании поведать, хотя бы и подельщику, лишнее, подловивший себя на апатии при перепроверке связного, контакта или, тем более, прикрытия собственной личины, принимает профилактические меры. Вплоть до приостановки, как говорится, всех работ.
Подобные состояния, к счастью, довольно редки на стадии выбраковки деталей и конструирования из них фальшивой идентификации, совершаемой перед заброской, что называется, на свежую голову. Подобная самоподготовка ко лжи далеко не рутинное, а требующее большого личного напряжения, высокого профессионализма и досконального знания жизни «за окном» занятие.
Сбор подделок в единый агрегат — это, прежде всего, забота об однозначности своей будущей идентификации. Однозначность является решающей для её «подлинности». Выстраивание этой однозначности требует въедливости, разъедающих сомнений, неудовлетворенности и самой высокой требовательности к разработанной легенде. Да и потом, как в ходе, так и на завершающем этапе операции забота об однозначности прикрывающей идентификации — постоянная вводная.
Однозначность выстраивается из элементов, которые при проверке по архивным и регистрационным записям, в случае расспросов очевидцев и тому подобном должны свидетельствовать, прежде всего, о своей связанности и непрерывности. Одно вытекает из другого. Случайные, резкие повороты в «прошлой жизни» должны иметь «человеческое» объяснение.
Но связанность и непрерывность сами по себе не самоцель. Они должны быть такими, которые «срабатывают».
Дело в том, что всякая биография, личная и общественная, имеет белые пятна, то есть периоды, не подтверждаемые документально или свидетелями. Идентификации, где такие пробелы редки, вызывают естественное удивление. Когда цепь свидетельств, подтверждающих идентификацию, слишком длинна или между звеньями нет «разрывов», это признак «творческих» вкраплений. В особенности, когда это касается данных, относящихся к смутным временам в неустойчивых — политически или экономически — странах, где скрупулезное ведение архивов и выдачи удостоверений вряд ли были возможны. Нюх проверяющего обостряется в этих случаях не на разрывах в цепочке сведений, а на подлинности звеньев, относящихся к смутным временам и к проживанию в регионах и странах «без ясного прошлого» или без такого же «будущего». Вероятность того, что человек приобрел идентификацию, а не идентификация обрела его, становится ощутимой.
Предварительное испытание сооруженной идентификации начинается с опробования её на трех вопросах. Первый: не покажется ли она изъятой у какой-то иной личности, которой принадлежала от рождения? Второй: не создает ли впечатления незаконно присвоенной той личностью, которая настаивает на том, что обладают ею с колыбели? И третий: не кажется ли сфабрикованной и, соответственно, не выдает ли лжеца, который скрывает свою настоящую идентификацию под искусственной личиной?
Это первая стадия самопроверки.
Затем, прежде чем занести ногу за чужой порог, нелегал «защищает» десять пунктов изобретенной идентификации в привязке к каждому из этапов планируемой операции. Они следующие:
Имя;
Внешность;
Раса = этнические особенности;
Личные приметы и особенности;
