Очевидно, его осенила новая идея.— Знаешь что, Конни, через пару недель или через месяц будет еще одна конференция, на этот раз в Каннах, на Средиземноморском побережье. И мы поедем вместе на машине. Поедем не по магистральным шоссе, а по параллельным малозагруженным дорогам, через Эльзас, через Швейцарию, потом южнее, к Лазурному берегу. Бензин и отели оплатит фирма, и мы сможем наслаждаться почти бесплатно...— Он обошел вокруг стола и поцеловал жену.— А теперь мне нужно спешить.
Она услышала, как зарокотал мотор автомобиля. Еще несколько дней — и она больше не услышит этот звук возле дома. Теперь она твердо знала: это конец. Что же делать?
По закону он имел право продать дом без ее согласия и забрать из банка свои деньги. Обращаться к директорам банка или фирмы бессмысленно: личная жизнь служащих и вкладчиков не входит в их компетенцию. Рассказать мужу о найденной письме? Но и он, и мисс Ричарде попросту посмеются над ней. Жаль, конечно, что она не сохранила письма... Объяснение с мисс Ричардс тоже не сулило успеха. А если сообщить полиции, что у него есть второй паспорт и что он берет с собой за границу больше разрешенных трехсот фунтов? Это, конечно, наказуемо, но где доказательства? Она пришла в ярость, когда поняла, что ничего не может сделать — разве что устроить скандал: что она и Роберт останутся без средств к существованию. Ну хорошо, она будет искать работу — она, женщина уже не первой молодости, без всякой специальности и к тому же при наличии в стране полутора миллионов безработных... Конни попробовала представить себе, как будет стоять в длинной очереди за пособием по безработице. Но еще до обращения за пособием ей придется продать за бесценок машину и мебель, переселиться в жалкую комнатенку, забрать Роберта из привилегированной школы и перевести в обычную. И это вместо мечты о собственном мопеде, который ему давно обещали! А Джек будет наслаждаться солнцем и морем, попивать ледяной джин с лимонным соком или топикой, нежиться с этой стервой, которая на целых двадцать восемь лет моложе его...
Аллертон был первым мужчиной в жизни Джин Ричардс. И, как она надеялась, будет последним и единственным. Он был необычайно привлекателен со своими седеющими висками и великосветскими манерами. Он покорил ее нежностью и чувством такта, проявил терпение и ненавязчивость — и она без памяти влюбилась в «своего» Джека. В то же время ее молодость, привлекательность и развившаяся ненасытность в ласках льстили Джеку: она оказалась услужливой и уступчивой как раз тогда, когда он обнаружил, что не сможет долго скрывать свои финансовые махинации.
Некогда он сильно прогорел, занимаясь на свой страх и риск биржевыми спекуляциями. Чтобы возместить убытки, он слегка «причесал» баланс своей фирмы. Однако год за годом вскрывались новые недостачи. Полагая, что семь бед — один ответ, он увязал в долгах все больше и с годами привык тратить больше того, что мог заработать. Он понимал, что рано или поздно его аферы всплывут, и давно уже готовился исчезнуть. Теперь надвигалась ревизия; бухгалтерские документы, в которые до конца года никто не собирался заглядывать, должны были со дня на день подвергнуться проверке. А ему отнюдь не улыбалось провести лет пять за решеткой.
Он предусмотрительно принял некоторые меры, которые должны были позволить в случае опасности в течение часа удрать за границу. В цюрихском банке была уже кругленькая сумма на имя Льюиса Тренча. На это же имя он получил и «настоящий» паспорт, представив копию свидетельства о рождении Тренча и две фотографии собственной персоны. Настоящий же Льюис Тренч, не вынесший жизненных невзгод, умер чуть ли не пятьдесят лет назад в возрасте двадцати месяцев от роду. И с тех пор спокойно спал на небольшой кладбище в Шропшире.
Когда Аллертон после утреннего объяснения с супругой появился в своей конторе, его величество Случай преподнес ему подарок. В контору поступила партия алмазов, еще не подвергшихся огранке, стоимостью никак не меньше ста тысяч фунтов стерлингов. Возможный покупатель должен был приехать, чтобы осмотреть их, только в понедельник. Аллертон очень естественно сделал вид, что положил пакетик с алмазами в сейф, и незаметно сунул его в карман. Затем вместе с другим директором установил запор сейфа на 10.30 утра в понедельник: именно в это время должен был прийти клиент. Но к этому времени, подумал он, Джек Аллертон уже не будет существовать как таковой. Будет лишь некий Льюис Тренч - в самолете, летящем из Лондона в Цюрих.
Потом он подумал, что брать с собой Джин Ричардс глупо. Джин слишком много знала о нем, а смазливых девчонок можно найти за деньги где угодно. Но эту проблему он постарается решить позже. А сейчас нужно благополучно развязаться с делами в Лондоне.
— Джек, последний раз прошу тебя: не нужно лететь. Ну, пожалуйста! Или возьми меня с собой.
Конни сидела за рулем, и они ехали в аэропорт Хитроу, к цюрихскому рейсу номер 387.
— Конни, ты действительно городишь вздор. И ты абсолютно нелогична. Ты боишься катастрофы, ибо опасаешься оставить Роберта без отца, но тут же по доброй воле соглашаешься оставить его и без отца, и без матери, если только твое предчувствие сбудется. Но я должен быть в Цюрихе сегодня.
В аэропорту Конни внимательно смотрела по сторонам. Джин Ричардс не показывалась. Будучи предусмотрительным организатором, Аллертон велел ей приехать еще до девяти часов, сразу же зарегистрировать свой билет и пройти на посадку.
Он сдал чемодан в багаж, оставив при себе небольшую сумку на «молнии».
— Здесь мы должны расстаться, дорогая,— сказал он перед паспортным контролем.
— Счастливого пути, милый,— ответила она дрожащим голосом.— Да, чуть не забыла. Это тебе на дорогу.— Она порылась в своей сумочке, достала перевязанный бечевкой плоский сверток и пластиковый пакет, в котором были яблоко и апельсин, расстегнула «молнию» на его сумке, сунула в нее сверток вместе с пакетом и вновь застегнула.— Бутылка виски «Джонни Уокер» и фрукты.
— Спасибо, Конни. До свидания.
— Счастливого полета. Позвони мне вечером.
Он предъявил паспорт на имя Льюиса Тренча, сунул его обратно в сумку и направился в зал отлетающих. Но, как только прошел через контроль безопасности, ему преградил путь чиновник в синей униформе:
— Извините, сэр. Вы позволите взглянуть на содержимое вашей сумки?
— Если это необходимо,— пожал плечами Аллертон и расстегнул «молнию».— Прошу вас.
— Скажите, есть при вас металлические предметы? Фото- или кинокамера?
— Нет, ничего такого нет. Чиновник кивнул одному из своих коллег. Тот подошел поближе.
— Вы уверены?
— Стопроцентно,— ответил тот,— Прибор показал очень большое отклонение, когда проходил этот господин.
— Что у вас в сумке, сэр? — Чиновник указал на плоский сверток, который в последний момент сунула Конни.
— Бутылка виски. Это ведь не запрещается.
— Вы позволите развернуть?
— Пожалуйста.
В свертке оказалась плоская коробка. В коробке лежал револьвер.
— О Боже! — Аллертон раскрыл рот и с удивлением взирал на оружие. Второй контролер, не спуская глаз с Аллертона, сунул правую руку под мышку.
— Вы можете объяснить, сэр, почему у вас в сумке оружие?
Аллертон сглотнул слюну. Он узнал игрушечный револьвер сына и протянул было к нему руку. Вокруг его кисти тотчас сомкнулись стальные пальцы. Он постарался все же сохранить самообладание.
— Это бутафория,— проговорил он.— Игрушечный револьвер сына. Моя жена...— Он замолк, вспомнив, что теперь его зовут Льюис Тренч.— Это просто шутка моей жены.
Чиновник достал из пластикового пакета «фрукты». Кожура апельсина тотчас, отвалилась, обнажив довольно естественно выглядевшую бомбу.
— Это тоже принадлежит моему сыну. Всего лишь игрушки.— Аллертон начал понемногу успокаиваться.— А теперь вы позволите мне идти?
— Довольно опасные игрушки, сэр.— Чиновник достал свой тяжелый полицейский револьвер, вынул магазин с патронами, затем вложил его обратно.— Угон самолетов совершался с помощью куда более безобидных «игрушек»...
