посторонних. Руководствовался я принципом: много людей — много ушей. Если что-нибудь кто-нибудь будет разнюхивать, то не засветиться он не сможет. А если я об этом буду знать сразу, то легче будет понять, какой пакости ждать в ближайшее время.
Как и следовало ожидать — слухи все равно поползли. Ничего страшного я в этом не видел и даже велел слегка запустить дезу: собирается пикет человек из ста у Администрации. Требовать будут бесплатные путевки детям на лето. Пошумят часок и разойдутся. Нечего раньше срока полицию в известность ставить о том, чего ей знать не положено.
Планы у меня, понятное дело, не имели ничего общего с этой дезой. На улицу я решил вывести всю свою рать, чтобы заодно посмотреть, а не вешают ли мне мои командиры отрядов лапшу на уши относительно количества людей? Потому как ежели вешают, то не стоит и огород городить. Сотня-другая сопляков даже в Городке погоды не сделает.
Так и пошло: я мотаюсь по всему городу как ужаленный, навещая командиров отрядов и их инструктируя, а они собирают своих людей, передают им мои слова и докладывают о выполнении мне же. Потом я это все перевариваю и опять бегаю по Городку с высунутым языком: даю ответы на вопросы и утрясаю детали.
Восемь дней пронеслось как один. И вот сегодня… Да, я мандражирую! И еще как! Тот, кто никогда не видел толпы малолеток в несколько тысяч человек, не может себе представить, на что эта толпа способна, если лишится контроля. А я вот представляю отлично! Потому и мандраж. Кто-то посмеется, а знающий человек поймет.
Сбор я назначил на пустыре, который находится недалеко от моего дома. Таким образом, нам придется двигаться через добрую половину Городка. Ни о каком транспорте, понятное дело, речи быть не может. Ну, мы же организация военизированная формально. Значит, будем учиться ходить колоннами через весь город. Может в будущем пригодиться… в местах не столь отдаленных, например.
До окончания времени ожидания еще минут тридцать, а я уже не нахожу себе места. Похоже, что управлять этой толпой будет очень и очень трудно — на небольшом пустыре уже собралось больше двух тысяч человек, но люди продолжают идти. Скорее всего к нашим примкнули и просто любопытные, но с этим ничего не сделаешь. Именно сейчас я первый раз ощутил растерянность: что же мне делать в случае неповиновения? В армии — там все просто: табельное оружие у любого офицера всегда под рукой, и неповиновение может быть пресечено незамедлительно. А здесь? Не бить же морды, в самом деле?
Всматриваюсь в толпу, которая еще не обрела и подобия строя, но никаких намеков на детское баловство не вижу. Все до предела сосредоточены и деловиты. Может, соврал старый козел Альтус? Может, и не десятки подверглись омоложению? Во всяком случае, глядя на этих детей, не скажешь, что им по четырнадцать-пятнадцать.
Что-то нехорошее шевельнулось в мозгу. На что же я их толкаю? Ведь им это и даром не надо. Ведь, по сути дела, я их просто использую, чтобы взобраться повыше. Тут же вспомнился один из римских пап, который снарядил в Крестовый поход армию исключительно из детей, мотивируя это тем, что они безгрешны и Господь их защитит и поможет вернуть Святую землю. Понятно, что всех их просто продали в рабство… А не тем же самым я сейчас занимаюсь?
Это называется — проснулась совесть. Такого сейчас допускать никак нельзя. Совесть и революция — понятия несовместимые. Так что совесть уснет прямо сейчас. Ишь ты! Совесть у него взыграла! Да любой из этих сопляков и соплячек не раздумывая послал бы тебя самого на смерть, если бы имел малейшую выгоду от этого. И о какой совести тут должна идти речь? Или охота Христом побыть? Возлюби ближнего… Не возжелай… Что там еще было? Все сказанное истинно? Да! А чем закончилось? Известно чем — распятием. Мне такое удовольствие не нужно. Я уж как-нибудь и без разнообразных деревянных подпорок обойдусь.
— Арнус! Что у тебя получается?
— Не понял! — Взгляд у Арнуса слегка обалдевший.
— Сколько здесь людей, по твоим прикидкам? — Я начинаю медленно звереть, а потому перехожу на свистящий шепот.
— Тысячи две с половиной. Может — три. Но это еще не все, — тоже шепотом отвечает Арнус.
— И сколько будет? — в свою очередь интересуюсь я.
— Думаю, что до четырех тысяч… Почти все нашего возраста в Городке.
Кашу я, кажется, таки заварил. Четыре тысячи человек! Это же… Это же что получается? Почти четыре полка? Ничего себе, сказал я себе! Что, интересно, сегодня произойдет? Это же никакой полиции Городка не хватит… А армейцев они подтянуть не придумают? А если и придумают, то что? На такое дело нужно время. Много времени. Не меньше трех суток. А дезинформацию я запустил грамотную. Так что — кукиш вам, господа градоначальники! Кукиш под самый нос! Ни хрена вы подтянуть не успеете. А раз так, то сегодня полноправный хозяин в Городке один — я. И делать я смогу все, что мне заблагорассудится. Могу карать, могу миловать. Остается только обезопасить себя от точечного удара: могут лично меня постараться локализовать. Но это мы уже решили: я недаром восемь дней мотался по Городку как угорелый — все командиры подразделений уже проинструктированы и будут действовать в случае необходимости автономно. Так что нечего паниковать. Сейчас необходимо привести эту толпу в подобие строя. И скорее всего придется выступать. Как я не люблю драть глотку! Но тут уж ничего не попишешь. Необходимость.
— Арнус! Командиров подразделений ко мне!
— Есть, командор!
Я улыбнулся. Совершенно непроизвольно. Меня уже много лет никто не называл командором. Последний раз это было в Ставке. Но там я был мельком и сразу отправился на омоложение. А после него уже никаких званий не было. Был маленький мальчик Санис, которого командором никто называть и не подумал бы… Оказывается, придумали. А с другой стороны — я и есть командор! У меня сейчас четыре тысячи человек под началом. Это намного больше, чем у меня было тогда, когда мы начинали путч. Вот теперь и покажем, кто у нас главнокомандующий, а кто способен только уставы писать и носом кривить.
— Командиры подразделений здесь, господин командор! Арнус явно переигрывает. Ну и черт с ним! Все, что идет на пользу моего имиджа, — сейчас хорошо. А такое обращение идет на пользу моего имиджа.
— Отлично! — бросаю я Арнусу и направляюсь к группке юнцов, ожидающих меня.
— Господа офицеры, здравствуйте! — стушевались и ответили вразнобой. Плохо. Набираю побольше воздуха в грудь и рявкаю: — Отставить! Еще раз! Господа офицеры! Здравствуйте!
— Здравия желаем! — уже больше похоже на правду.
— Прекрасно, господа! — поощрительно улыбаюсь. — А теперь перейдем к делу. До здания Администрации не более двадцати пяти минут хода. Это если бы каждый из нас шел по отдельности. Но мы вынуждены вести людей. Значит, идти будем около часа. Необходимые условия — строй держать, на быстрый шаг не сбиваться, шума не устраивать. Пройдем по проспекту Космонавтов, далее — мимо Завода высоковольтной аппаратуры, потом пересекаем Мельничную и выходим в центр. Вероятнее всего, у нас на пути попытаются поставить заслон. И далеко не один. Волновать это вас не должно: мы обладаем достаточным количеством людей, чтобы взломать любой заслон. В центре нас могут попытаться остановить наряды полиции. Пугаться не надо. Мы численностью в несколько раз превосходим всю полицию Городка. В случае, если полиции все же удастся локализовать меня или кого-то из вас — ваши заместители должны продолжать действовать по ранее намеченному плану. Вопросы есть?
Вопросов не было. Четырнадцатилетние мальчишки медленно свыкались с мыслью, что они являются командирами подразделений.
— Раз вопросов нет — разойтись! Постройте свои отряды в колонны по четыре — я буду говорить.
Они неумело козыряют и отправляются каждый к своим людям. Я понимаю, что здесь есть громадное количество заклятых врагов, но сейчас они почему-то не выясняют отношения. У всех одна идея и один общий враг. Это хорошо.
Толпа детей начинает шевелиться. Уже через минуту становятся четко видны колонны. Строятся они по сотне человек. Таким образом, пустырь стремительно начинает напоминать дивизионный плац. Пора толкать речь — слишком долгое стояние и так расхолодило этих детей, а тут еще солнце начинает припекать…
— Господа! — Я до предела напрягаю голосовые связки и понимаю, что так могу легко сорвать голос. — Сегодня у нас праздничный день! Мы впервые покажем, что это наш город! Мы — его будущее! И нам
