уехал учиться во Францию. Университет Тирфельдштейн окончил блестяще, но дипломатическая карьера не прельщала его. Ему больше нравилось заниматься коммерческими делами. И с внезапной смертью отца такая возможность представилась: Тирфельдштейн включился в руководство заводом сельскохозяйственных машин, купленным в свое время на равных паях с французским помещиком мсье Баремдье. Завод находился в предместье Парижа, доход он давал солидный, и барону хватало денег на ежедневные кутежи с привлекательными парижанками. Время летело быстро, он даже не заметил, как подросла юная наследница компаньона Жозефина. Девушка не смогла долго противостоять бурному натиску опытного волокиты. Родившегося сына она, по настоянию барона, в честь его отца назвала Германом, но фамилию оставила свою. Мсье Баремдье надеялся, что Карл женится на Жозефине, но тот не торопился связывать себя брачными узами. Тогда мсье Баремдье открыто потребовал от компаньона не позорить честь его семьи. Барон вынужден был возвратиться в Германию. С собой он увез и сына, решив воспитать его в духе старой немецкой школы. Отказ от женитьбы на Жозефине он объяснил семейной традицией, запрещающей вступать в брак с неарийкой.
Сына барон определил в частный английский пансион, заменив его французскую фамилию Баремдье на немецкую Баремдикер. В будущем он мечтал видеть его дипломатом. Герман проявил незаурядные способности, в совершенстве изучив английский и французский языки. Вернувшись в Германию, он вступил в молодежную фашистскую организацию гитлерюгенд, которая вскоре направила его в военное училище СС. Перед самой войной с русскими Герман Баремдикер стал офицером.
А мсье Баремдье и его наследница Жозефина, вышедшая замуж за офицера французской армии, после оккупации немецкими войсками Парижа оказались за колючей проволокой концлагеря, откуда живыми они выйти уже не смогли. Само собой разумеется, завод сельскохозяйственных машин полностью перешел в руки одного хозяина — барона.
Тирфельдштейн женился на равной себе по знатности богатой баронессе Ирме — покорительнице кенигсбергских аристократов. Брак он считал очень удачным, ибо жене принадлежало два крупных имения: в Пруссии и здесь, в Шварцвальде. Супруги не тяготились семейной жизнью, встречались они редко, предоставляя полную свободу друг другу. Баронесса не желала менять своих привычек, не хотел отступать от разгульной жизни и барон. Он постоянно жил в Берлине, жена — в Кенигсберге. Временами они то один, то другой приезжали в свои имения скорее на прогулку, чем для проверки состояния дел.
В июне 1941 года, когда немецкие войска вторглись в пределы России, барон взял подряд у интендантского управления по поставке продовольствия солдатам вермахта. Ему присвоили звание подполковника интендантской службы, и он усердно принялся за исполнение своих новых обязанностей.
В интендантском управлении барону обещали прислать в Оберфельд рабочих из Белоруссии, поэтому надо было дать распоряжение управляющему о постройке для них бараков.
По пути из Берлина барон решил завернуть к Фехнеру на хутор, благо это недалеко — всего лишь в километре от главной усадьбы.
— Отто, машина хозяина! — крикнула мужу в раскрытое окно фрау Анна. — Едет к нам…
Широкоплечий, мускулистый Фехнер выскочил из дома и, прихрамывая на правую ногу, поспешил к машине.
— Здравствуйте, хозяин! — услужливо открыл он дверцу, помогая барону выйти из машины.
— Здравствуй, Отто.
— Милости прошу в дом, — предложил Фехнер. — Анна, любимого бархатного пива для господина барона и приготовь побыстрее охотничьи сосиски с луком, — прикрикнул он на жену.
— Не надо, — остановил барон заторопившуюся было фрау Анну. — Я на несколько минут.
Он прошелся до обрыва, разминая затекшие от долгой езды ноги. Внимание его привлекла девушка, полоскавшая в речке белье. Наклонившись; она стояла спиной к берегу по колено в воде, с заткнутой за пояс юбкой, с оголенными стройными ногами.
— Кто такая? — поинтересовался барон.
— Моя племянница Габи, герр барон. Шестнадцать лет девочке. Отец у нее на восточном фронте погиб, а мать до войны умерла. Вот мы и взяли ее к себе. Вместо дочери. Не дал нам бог своих детей, — ответил Фехнер. Ему не понравилось выражение лица хозяина, когда тот с обрыва глядел на Габи.
Барон возвратился к машине. Рыжий верзила Ганс, его слуга, шофер и телохранитель, открыл дверцу. Управляющий недоумевал: владелец имения не дает никаких указаний. Не мог же он приехать к нему просто так!
— В моем кабинете много пыли, — наконец произнес Тирфельдштейн. — Пришлите ко мне Габи. Пусть уберет.
— Это может лучше сделать фрау Анна, — предложил Фехнер.
— Нет, нет. Зачем тревожить почтенную фрау. Работа легкая. Габи справится сама.
Фехнеры долго смотрели вслед укатившей машине, удивленные загадочным визитом хозяина поместья.
— Не нравится мне приезд барона, — насупился управляющий.
— А другой бы гордился такой милостью, — урезонила мужа Анна,
— И потом Габи… Рано девчонке работать на чужих.
— Удостоиться такой чести мечтает каждая девушка в округе.
— Каждая пусть. Но не наша, — рассердился Фехнер. — Ладно, отправляй ее. И чтоб возвращалась сразу же! Слышишь? — предупредил он и заковылял к дому.
С самого ухода племянницы в господский дом Фехнер не находил себе места. Смутное чувство тревоги усиливалось с каждой минутой. Девочка доверчива, как бы не случилась с ней беда. Попытался заняться работой — надо было починить ворота в конюшне, но все валилось из рук. Прошло два часа, три… Пора бы уже и возвратиться Габи. Захотелось немедленно запрячь лошадь в двуколку и поехать к барону. Но тогда скандал, и ему не быть управляющим. «Подожду еще полчаса, — решил он и направился в огород. — Грядку, что ли, прополоть? Так это забота Анны…»
От раздумий его отвлек истошный крик. Точно ножом полоснуло по сердцу Фехнера: «Габи!» Побежал, ковыляя, к дому. Так и есть, она. Уткнулась в грудь Анны и плачет навзрыд. По растрепанным волосам, разорванному платью понял: произошло самое страшное для девушки. Не помня себя от ярости бросился в дом и схватил охотничье ружье. «Я убью его!» Конечно, он мог обойтись и без ружья. Руки его легко гнули подковы, недаром двадцать лет Фехнер проработал кузнецом. Вот с ногой ему не повезло. В шестилетнем возрасте упал с яблони и сломал правую ногу. Кости срослись неудачно, и он остался хромым.
— Машина барона! — крикнула Анна.
— Уведи Габи, — потребовал Фехнер, из окна наблюдая за приближающейся машиной. — Один Ганс пожаловал…
Вышел навстречу непрошеному гостю с ружьем в правой руке.
— На охоту собрался, друг? — ухмыльнулся Ганс и, не дожидаясь ответа, протянул ему пачку марок. — Возьми. И никому ни слова. Понял? А завтра пусть она опять придет. И получит столько же.
— Подлец твой хозяин! — сквозь стиснутые зубы негодующе процедил Фехнер.
— Но, но! — погрозил пальцем Ганс. — Осторожнее, друг! Такое про самого барона? Скажу ему — завтра же гестаповцы в гости к тебе пожалуют.
— Мне ничего не будет за это.
— Тогда получишь за другое. За поездку в Россию, например. Я все знаю!
— Многие до войны ездили туда, — сник Фехнер, удивляясь, откуда мог знать рыжий верзила о его поездке в тридцатые годы на Сталинградский тракторный завод на стажировку.
— Многие уже и получили!
Ганс деловито разделил пачку купюр, одну половину сунул себе в карман, а другую протянул Фехнеру.
— Беру за подлеца-хозяина. Видишь, друг, как дорого стоит в сердцах оброненное слово! Считай, я его не слышал. — Он насильно вложил в руку управляющего деньги, покровительственно похлопал по плечу и сел в машину.
К мужу подошла заплаканная Анна.
