будет конца. По докладу командира авиабазы майора Георгиади, взлетно-посадочная полоса раскисла, грунт размягчился. А ведь сегодня многие ДБ-3 полетят с ФАБ-500 на внешней подвеске.
Особенно вызывали тревогу рулежные дорожки. Дождь превратил их буквально в месиво густой, непролазной, липкой грязи. Колеса тяжелых бомбардировщиков утонут в ней, машинам невозможно будет выбраться на поле аэродрома.
Отменить же очередной налет на Берлин генерал не мог. О нем уже доложено наркому ВМФ.
— Будем очищать рулежные дорожки от грязи, а наиболее болотистые места засыпать каменистым грунтом, — решил генерал.
На работы был мобилизован весь личный состав, кроме экипажей, которым предстояло лететь на Берлин. На помощь вышли и эстонцы, не успевшие или не пожелавшие эвакуироваться в отдаленные от аэродрома хутора.
Военком Оганезов собрал штурманов.
— Я хотел передать вам боевой привет от ваших английских коллег, — сказал он, показывая на листок с машинописным текстом. — Штурманы английских бомбардировщиков удивляются, как это вы с первого захода определяете цели? Или летаете только в ясную погоду?!
Штурманы засмеялись, догадываясь, что неспроста батальонный комиссар затеял этот разговор.
— Выходит, и у них метеобоги не щедры на погоду, — пошутил лейтенант Швецов.
— Об этом в сообщении ничего не сказано, — ответил Оганезов.
— Что же сказано? Не терзайте наши души, товарищ батальонный комиссар, — не выдержал Хохлов.
Оганезов улыбнулся.
— Да просят раскрыть секрет, как точно выходить на цель при плохой погоде.
— Секрет один: фашистов надо бить в любую погоду, пока не уйдут с нашей земли! — сказал Хохлов.
Оганезов опять улыбнулся.
— Так я им от вашего имени и отпишу.
— Что у англичан-то произошло, товарищ батальонный комиссар? — нетерпеливо спросил Швецов.
— В последнем налете на Берлин им слишком долго пришлось отыскивать цели, ответил Оганезов. — Из-за плохой видимости. Вот, — он показал на лист, официальное сообщение…
«Лондон. 13 августа (ТАСС). Английское министерство информации опубликовало подробности вчерашнего ночного налета английских самолетов на германские города Берлин, Киль, Оснабрюк, Дуйсбург, Кельн, Ганновер и Эссен. Как указывает министерство, в связи с крайне неблагоприятной погодой — сильная облачность — самолетам над Берлином пришлось в течение долгого времени искать объекты.
Эскадрильи английских самолетов «Веллингтон», «Манчестер», «Стирлиг» и «Галифакс» в течение двух часов бомбардировали Берлин. Возникшие пожары были видны на далеком расстоянии…»
— У нас нет времени на отыскивание целей, — сказал Хохлов. — А то обратно не успеешь вернуться.
— На пределе работаем, не то что англичане. Ошибаться некогда, — подтвердил лейтенант Шевченко.
Оганезов согласно кивнул.
— Значит, дождик вам тоже по плечу, — показал он на окно, по стеклам которого стекали извилистые струйки воды. — Никакая погода не сможет помешать балтийским летчикам выполнить боевое задание Родины!
Военком остался доволен беседой. От штурманов он уходил в полной уверенности, что те доведут сегодня свои машины до Берлина.
В полдень дождь прекратился. К вечеру в редеющих облаках даже появились бирюзовые окна, через которые солнечные лучи падали на мокрое поле аэродрома, зажигая огоньки в капельках воды на траве.
К назначенному времени рулежные дорожки были очищены от грязи, а топкие места завалены каменистым грунтом. Хоть и с трудом, но «букашки» все же вырулили на аэродром. Самолеты быстро дозаправили горючим, подвесили авиабомбы. Шесть ДБ-3 взяли на внешнюю подвеску по одной пятисотке и по три ЗАБ-100 в бомболюки.
Штурман флагманского дальнего бомбардировщика капитан Хохлов к новой цели отнесся, к радости Преображенского, вполне спокойно, как к обычному делу. Его удивило лишь, что в данном районе Берлина, прилегающем к парку Тиргартен, никаких особо важных военных объектов нет. Но так было до войны. А сейчас в парке немцы, возможно, что-то и соорудили, о чем стало известно руководству «Операции Б». В общем, начальству сверху виднее. А он, штурман, дело свое сделает, постарается выполнить просьбу полковника Преображенского и с максимальной точностью вывести «букашку» на заданную цель.
— А ключ твой нам поможет! — заулыбался Преображенский.
Хохлов насторожился.
— Какой ключ?!
— Ну, ну, не притворяйся, Петр Ильич. Ключ-талисман. Знают же все…
Хохлов растерянно оглянулся, точно боялся, что их подслушивают. Оказывается, о его гаечном ключе-талисмане всем известно? А он думал, что это лишь его строжайшая тайна. Кто же разболтал? Не иначе как техник самолета старшина Колесниченко.
С чувством охватившей тревоги взобрался он в свою штурманскую кабину, взял полетную сумку, вытащил карты, заглянул внутрь. Гаечного ключа на месте не было. Хохлову стало нестерпимо жарко, точно его быстро опускали в кипяток. По лицу потекли струйки пота, застилая глаза. Ключ, его волшебный ключ- талисман пропал. Кто-то нарочно выбросил его из полетной сумки. А он ведь теперь считает его счастливым, приносящим успех. Почему-то убежденно верил, и с каждым разом все больше и больше, что с ключом он обязательно вернется из налета на Берлин. И вдруг талисман пропал…
Хохлов высунул голову в астролюк, увидел техника самолета и, еле сдерживая свой гнев, закричал:
— Старшина Колесниченко!
— Здесь, товарищ капитан!
— Куда вы дели мой ключ?
— Какой ключ, товарищ капитан? — не понял вначале Колесниченко.
— Самый обыкновенный! Гаечный. Семнадцать на девять…
— Не до поисков ключа сейчас, — вмешался в разговор Преображенский. — На старт выруливать пора. Время! Видишь, сигналят нам? — показал он на стоящего у взлетной полосы капитана Комарова, размахивающего красными флажками.
— Без ключа не полечу! — категорически заявил Хохлов.
— Что-о?! — опешил Преображенский. Вначале он случай с гаечным ключом посчитал было за шутку, а штурман, оказывается, все принял всерьез.
— Не полечу, товарищ полковник! Что хотите делайте. Хоть отстраняйте от полета, — упрямо стоял на своем Хохлов. — Старшина Колесниченко, вы лазили в мою полетную сумку?
Колесниченко порылся в деревянном ящичке с инструментами, стоящем поодаль, достал гаечный ключ и показал штурману.
— Этот что ли, товарищ капитан?
Хохлов юркнул в кабину, открыл нижний люк, схватил из рук техника самолета протянутый гаечный ключ. От сердца сразу отлегло, захотелось смеяться и петь от радости. Он, он, этот ключ, его счастливый талисман!
На старшину Колесниченко на всякий случай сердито прикрикнул:
— Больше у меня не трогать его, старшина!
— Добро, товарищ капитан. Я же не знал, что без него «букашка» не в состоянии подняться в воздух! — рассмеялся он.
