лейтенанта Мильгунова или лейтенанта Русакова?
Подбитый ДБ-3 между тем пошел на посадку с первого захода, на второй круг идти у него возможности не было. По бортовому номеру определили: возвращается машина лейтенанта Мильгунова.
Бомбардировщик тяжело стукнулся колесами шасси о грунтовую полосу, высоко подскочил и снова ударился о землю. Погасив скорость почти в конце посадочной полосы, Мильгунов развернул самолет, подрулил к старту, остановил мотор. К нему подошли Комаров и Баранов.
— Почему задержались? — спросил Комаров.
— На зенитный снаряд напоролись, — ответил Мильгунов.
— Два цилиндра осколками заклинило в левом моторе, — определил Баранов.
— А мы уж думали… — Комаров прижал к себе лейтенанта. — Молодец, дотянул. Теперь — отдыхать, эмка ждет вас.
— Все прилетели? — поинтересовался Мильгунов. Это был первый вопрос всех летчиков после посадки. Каждый беспокоился о судьбе боевых друзей.
Комаров опустил голову, тяжело вздохнул. Потом тихо проговорил:
— Лейтенанта Русакова еще нет…
— Прилетит сейчас, — попытался успокоить начальника штаба авиагруппы Мильгунов, сам не веря в свои слова. Уж если они на одном моторе успели прийти, то Русаков на двух-то давно уже должен был приземлиться. Неужели с ним случилось непоправимое?..
А четвертого самолета все не было. Комаров, напрягая зрение, пристально глядел на юго-запад, откуда должна появиться машина. Прошли томительные полчаса, час, полтора… По расчетам, горючее у невернувшегося самолета лейтенанта Русакова давно кончилось. Где же он мог быть? Сбит над Берлином или на подходе к нему? Сделал вынужденную посадку в Балтийском море или на территории, занятой врагом? Не давала покоя горькая мысль: «Войны без жертв не бывает».
В разделе потерь журнала боевых действий Комаров вынужден был сделать очередную запись:
«1.09.41. ДБ-3 № 391115. Русаков, лейтенант — летчик. Шилов, лейтенант штурман. Саранча, краснофлотец — стрелок-радист.
Не вернулся с боевого задания (бомбоудар по г. Берлин). Судьба экипажа и самолета неизвестна».
Из сообщения газеты «Правда»:
«В ночь на 1 сентября имел место налет советских самолетов на район Берлина, на Кенигсберг, Данциг и Мемель.
На военные и промышленные объекты Берлина, Кенигсберга, Данцига и Мемеля сброшены зажигательные и фугасные бомбы. Во всех названных городах наблюдались пожары и взрывы.
Все наши самолеты, кроме одного, вернулись на свои базы»
Из сообщения ТАСС о результатах налетов на Берлин советской и английской авиации:
«Лондон, 2 сентября (ТАСС). Корреспондент газеты «Дейли мейл» сообщает из Лиссабона, что, по сведению лиц, прибывающих туда из Германии, в результате налетов советской и английской авиации в Берлине причинены значительные разрушения. Разрушены 3 корпуса Штеттинского вокзала и серьезно поврежден Потсдамский вокзал. Разрушено также много зданий на Шарлоттенбург-аллее. Железнодорожное движение расстроено. Пассажирское движение даже по главным железнодорожным магистралям происходит с большими перебоями».
Девятый налет на Берлин
Аэродромная команда и технический состав выбивались из сил, заравнивая многочисленные воронки на взлетно-посадочной полосе. Немецкие бомбардировщики почти постоянно висели над аэродромом, периодически их сменяли истребители. Все, что могло гореть, — уже сгорело, в том числе и ангар. Зенитные батареи сбили еще два «юнкерса» и повредили «мессершмитт», но досталось и им. Одна батарея была выведена из строя полностью — бомбы падали на самой огневой позиции, на второй — осколки угодили в два орудия, которые теперь требовали ремонта. Лишь третья зенитная батарея могла вести огонь, однако он был малоэффективен. Едва зенитчики начинали стрельбу, как на них устремлялись «юнкерсы», засыпая огневую позицию малокалиберными бомбами. Бесполезно было вступать в воздушный бой и оставшимся восьми «чайкам». «Мессершмитты» всегда сопровождали свои бомбардировщики, и появлялись они большими трупами — до шестнадцати самолетов. Схватка была бы далеко не равной, и «чайки» в конце концов были бы сбиты все, а они требовались для обеспечения взлета и посадки дальних бомбардировщиков. Поэтому целесообразнее была тактика выжидания, тем более что ни одна вражеская бомба не попала в ДБ-3 и личный состав тоже не пострадал.
Очередной, девятый налет на Берлин Преображенский назначил в ночь на 5 сентября. К этому времени инженеры, техники и мотористы отремонтировали двигатели на всех самолетах. Половина из них брала на внешнюю подвеску по одной ФАБ-500, другие — по ФАБ-250, а зажигательные пятидесятки и фугасные сотки загружали в бомболюки.
Взлетали за полчаса до темноты, опасаясь появления вражеской авиации. Два звена «чаек» поднялись заблаговременно в воздух, достигли Рижского залива. От них поступило сообщение: «Немецких истребителей и бомбардировщиков не обнаружено. Можно взлетать».
На взлет шли звеньями с промежутками в двадцать минут — с тем чтобы как можно дольше воздействовать на Берлин. На старте самолеты провожали Комаров и Поляков.
— Иду на Берлин! — сообщили по радио с флагманской машины, и первое звено взяло курс на юго- запад.
Взлетело второе звено и быстро скрылось в сгущающихся сумерках.
Комаров и Поляков возвратились в штабную землянку. Потянулись напряженные часы в ожидании возвращения экипажей. Жизнь на аэродроме словно замерла, хотя, как всегда, в ночь вылета никто не спал. С тревогой ждали утра: как бы раньше своих бомбардировщиков не появились над Кагулом вражеские самолеты. Почти выработавшие горючее и израсходовавшие боезапас ДБ-3 не смогут противостоять им. «А «чаек» осталось так мало, что едва ли им удастся отразить массированные атаки «мессершмиттов».
Все было как и при прежних налетах на Берлин. Противовоздушная оборона немцев находилась в полной готовности и шквалом огня дальнобойной зенитной артиллерии встретила советские самолеты, едва те оказались в воздушном пространстве над территорией Германии. Особенно доставалось флагманскому дальнему бомбардировщику. Именно по нему был сосредоточен главный удар. Полчаса полета от Штеттина до Берлина самолет как будто не летел в воздухе, а мчался с бешеной скоростью по ухабистой дороге. Его беспрестанно трясло и бросало то вверх, то в стороны взрывными волнами от густо и часто рвущихся поблизости от фюзеляжа и плоскостей зенитных снарядов. Серые шапки разрывов, подсвеченные с земли лучами прожекторов, были хорошо видны и устрашающе действовали на нервы летчиков. Возникало непреодолимое желание немедленно их обойти, но они неотступно следовали за самолетом, какой бы маневр тот не делал.
Так было в первых налетах на Берлин и с полковником Преображенским. Теперь же он почти равнодушно взирал на беспрестанно вспыхивающие и тут же гаснущие огненные шапки разрывов. Гораздо опаснее для него была встреча с немецкими ночными истребителями-перехватчиками, которые, словно быстрокрылые осы, сновали вокруг бомбардировщика, лучами фар-прожекторов нащупывая в темноте свою жертву. И на этот раз не удалось миновать их заслоны. Зенитная артиллерия вдруг одновременно прекратила вести огонь, боясь поразить свои истребители, и от стрелка-радиста сержанта Кротенко и воздушного стрелка старшего сержанта Рудакова тут же поступили доклады:
