Реслав посмотрел с пониманием, кивнул.
— Где калечил-то? — спросил он. Жуга закряхтел, но ничего не ответил. — Ну, ладно, на крышу я сам полезу. Снизу-то подмогнешь?
— Надо думать… А платят сколько?
— Сейчас прознаем… — Реслав повернулся к соседнему столу. — Довбуш! Эй, Довбуш!
Через полчаса оба уже шагали вслед за Довбушем на недалекие выселки, подрядившись работать за харчи, ночлег и десять менок на брата — хозяин клюнул на дешевизну.
Стемнело. Высыпали звезды, яркие, мерцающие в теплом воздухе. Реслав старался не спешить, приноравливаясь к спутникам. Жуга, казалось, видел в темноте что твоя кошка, в то время как хуторянин поминутно спотыкался и поругивался втихомолку. Довбуш был полноват, пыхтел, отдувался — немудрено, что сам не мог починить крышу.
— Эй, чудодей, как там тебя… Жуга! — окликнул он. — Посветил бы — луны-то нет сегодня… А, пропасть… — Нога его попала в очередную колдобину. Жуга задумался на секунду.
— Альто-эйя, — негромко сказал он. Макушка его посоха осветилась синеватыми сполохами. «Эва!»— ахнул позади хуторянин. Жуга повел пальцами, попытался сделать свет поярче, но добился лишь того, что тот вообще погас.
— Ах, незадача… — Реслав остановился. — Теперь не повторишь. Ну-тко, я попробую… — Он забормотал что-то вроде: «Это сюда… надыть на конец, значит… От… Ага…»— затем скомандовал: «Эт'Северерес!»— и замер в ожидании результата.
Перед лицом его заплясал в воздухе на тоненьких своих крылышках ночной светлячок. Реслав крякнул смущенно. Довбуш хохотнул.
Появилась вторая светящаяся точка. Через миг к двум добавилась третья, пятая, десятая. Вскоре перед Реславом клубилось, плясало в воздухе целое светящееся облачко. «Хватит! Довольно!»— замахал он руками, но облако продолжало расти. «От черт!» — ругался теперь уже Реслав, отмахиваясь от мошкары, и лишь когда все трое добрались до хаты Довбуша, махнул рукой: «Сгинь!» — и светлячки рассеялись в ночи.
— Ну, это…
— Да, дела, — крякнул хозяин. — Вы тут со своими наговорами не очень-то, не очень! И мне спокойнее будет, и вам охоты озоровать меньше.
Для ночлега Довбуш выделил обоим сеновал. Реслав долго ворочался, бормотал что-то, шлепал комаров. Окна хаты давно уже погасли. Где-то далеко стонала ночная пичуга.
— Жуга, — позвал Реслав. — Эй, Жуга! Или спишь?
— М-мм… чего?
— Я все спросить хотел — если у тебя в мешке всякая там дребедень, что ж ты на задиралу того так осерчал?
— Травы у меня там, — сонно ответил Жуга, — колено лечить, да и вообще. Я и забоялся — ну как этот дундук со злости все повыбрасывает, денег не нашедши… Можно, конечно, еще потом насобирать, но ведь год на это уйдет… А зачем ты два «ре» в наговор поставил?
Реслав смущенно заворочался.
— Это когда «Северерес»? Ну, эт-та… навроде эха, значит. Эх, забыл, как по-научному. Ранез… Ноза… Чтоб сильнее было, в общем. Ах, леший! — он даже сел, с шорохом разметав сено. — Так вот отчего светляков не остановить было!
Жуга помолчал.
— Мудрено, — наконец сказал он. — А цвет?
— Желтый… Как глина.
— Мудрено, — задумчиво повторил Жуга.
Реслав вдруг захихикал, толкнул приятеля локтем.
— Слышь, Жуга, а как ты битюга этого заставил… ну, это… в штаны, а? Как, а?
— Не заставлял я, — засопел тот. — Сам он… — И тоже засмеялся. Смех его был тихим, словно бы шуршащим, но искренним. Отсмеявшись, оба зарылись поглубже в сено и погрузились в сон.
В раскрытых дверях сарая показался неясный сгорбленный силуэт, постоял секунду-другую, прислушиваясь к доносившемуся сверху сопению спящих, и исчез бесшумно, будто и не был вовсе — только ветерком повеяло. Где-то в деревне — еле слышно было отсюда — забрехал пес, и все стихло.
Ночь вступила в свои права.
Реслав проснулся поздно и некоторое время лежал неподвижно, полузакрыв глаза. Вставать не хотелось. Под высокой шатровой крышей плясали в солнечных лучах мелкие пылинки — кровля была худой. «Уж не ее ли мы чинить подрядились?»— мелькнула беспокойная мысль, мелькнула и пропала, но наметанный глаз деревенского паренька уже высматривал сам собою дыры и прорехи — вот тут закрыть нужно, и тут, и вот тут… А здесь и вовсе — перестилать…
Потревоженный раздумьями, сон ушел окончательно. Реслав сел, разбрасывая сено, потянулся. Зевнул. Осмотрелся по сторонам.
Жуга исчез. Примятое сено еще хранило форму человеческого тела, но и только. «Ранняя пташка!» — одобрил Реслав и, подобрав полы длинной своей свитки, подполз к краю сеновала и потянул к себе лестницу.
Жуга отыскался во дворе. Длинный и поджарый, одетый в одни лишь выцветшие штаны, он только что вытянул из колодца ведро воды и теперь умывался до пояса, шумно фыркая и тряся головой. Брызги летели во все стороны. Взгляд Реслава скользнул по его спине, невольно задержавшись на чудовищном шраме — такой же белесый и рваный, как остальные, он косо спускался от шеи через лопатку и исчезал, немного не доходя до правого бока. Мышцы здесь срослись неровно, и спина у Жуги казалась слегка искривленной. «Эва, как приложило! — ошеломленно подумал Реслав. — Может, и ребра поломало… Чем же это?»
Сейчас, без рубашки, Жуга казался вовсе даже не худым. Мускулы его сидели как-то по-особенному плотно и ладно, жира не было вовсе — он казался гибким и ловким. Реслав, коренастый и широкоплечий, как все северяне, никогда не видел ничего подобного. Заслышав шаги, Жуга обернулся.
— А, Реслав! — рыжие его волосы топорщились, словно пакля. — Долго спишь, скажу я тебе.
— И тебе доброе утро. Куда спешить-то? — Реслав, тем не менее, почувствовал себя слегка уязвленным. Вдобавок, собственная одежда после ночевки в сене показалась ему вдруг мятой и пыльной до безобразия. Стянув свитку через голову, он остался в одних портках и пододвинул к себе ведро.
— И то верно, — согласился Жуга и огляделся. — Какая крыша-то? Эта, что ли?
— А? — Реслав покосился на хату Довбуша. Кровля и впрямь была — хуже некуда; рядом, под навесом лежала на земле большая копна свежей соломы на перестилку. — Может, и она… Фс-сс-с!
Вода оказалась очень уж холодной. На миг у Реслава перехватило дух, но затем он вошел во вкус, вымылся с головой и лишь после этого напялил свитку, предварительно ее встряхнув. В воздухе облачком заклубилась пыль, бродившие по двору куры в панике бросились врассыпную.
Жуга, отставив больную ногу и задравши голову, рассматривал из-под ладони крышу хаты. На голой его груди, на волосяной веревочке висел крестик из прозрачного желтого камня, похожий на букву «т» с ушком на верхушке. Реслав опять же видел такое впервые, но камень признал сразу — электрон. Он подошел ближе и снова не удержался — покосился на шрам. Словно почувствовав, Жуга обернулся, перехватив его взгляд.
— Кто это тебя так? — неловко спросил Реслав. — Звери?
— Люди, — угрюмо буркнул тот и, подумав, добавил непонятно: — И земля.
— А-а… — протянул Реслав.
— Эй, работнички! — послышалось за воротами. Оба обернулись.
Довбуш на телеге, влекомой серой в яблоках лошадью, привез еще целый ворох соломы, остановился посреди двора, скомандовал: «Сгружайте, я сейчас!»— и направился в дом. «Ганка! Хэй, Ганка!»— послышалось затем. «Оу!»— отозвался звонкий девичий голосок. «Еды работникам дашь, нет?»— «Несу!»
Реслав сбросил под навес очередную охапку соломы, поднял руку утереть пот со лба, да так и замер.
