трогательно выглядело у женщин, робких и точеных. Он сам, кстати, в этой Ветви ловко порхал и без помощи крыльев, что приводило аборигенов в неописуемый восторг. «Боги летают не потому, что они легкие, а потому, что умеют делать себя легкими», — говорили они, следя за его полетом.
Однажды он лежал внутри водяного цветка, похожего на лотос — с ладной кареглазой девушкой из гарема местного старейшины. Под звуки скрипок и флейт их провожали сюда всей деревней, после того, как он в гостях у почтенного старца одобрил стати девицы, имени которой не запомнил. Ее слюдяные крылья бессильно распластались по розовым лепесткам. Странник лениво перебирал жесткие колечки в копне черных волос, следя за скатывающимися по кремовому плечу капельками пота. Вокруг тихо плескались воды вечернего озера, булькала ловящая мошек мелкая рыбешка. Откуда-то издалека доносился трубный квак большого земноводного — здешнего ужаса и страха, об эту пору, впрочем, не столь агрессивного. Небо потихоньку заполоняли тяжелые тучи — к ночи собиралась гроза.
— Странник, спаси Айгу, — проговорила она вдруг.
Он только что заметил, что дрожь ее вызвана не послевкусием страсти, а просто страхом.
— He бойся меня, — строго приказал он. — Кто эта Айга?
— Я боюсь не тебя, — она приподнялась на локте и смотрела прямо в его глаза, — ты добрый, я знаю.
— Кого же?
— Госпожу с Луны.
Набрякшее грозой сиреневое небо от края до края пересекла розовая нитка молнии. Цветок все заметнее сдвигал лепестки и медленно прятался от надвигающегося потопа в воду. Надо было на берег, но замерший Странник слушал девушку, торопливо говорящую под учащающиеся громовые обвалы.
Айга была ее подругой, близкой, самой близкой в гареме любвеобильного старца. Он не стал вдаваться в сущность их отношений, сосредоточившись на том, что произошло недавно:
— Хозяин с сыновьями и женщинами полетел на дальнюю поляну, где много красных цветов с густым нектаром, от которого хочется петь и любить. Они расцветают ночью, при полной луне, ты ведь знаешь…
— Знаю.
— Я осталась дома — была моя очередь готовить и присматривать за малышами. Хозяин вернулся под вечер, весь в грязи и крови — один… Долго молчал, не ел, только пил полынную брагу. Потом заговорил. На поляне они съели много нектара, пели и любили друг друга. Вдруг Догед, старший сын, упал и лежал недвижно. Они увидели, что его убила стрела. А потом появилась она — прямо из лунного света, на грохочущем чудовище, белокожая дама с лицом прекрасным и страшным. Хищные звери неслись за ней по воздуху и страшно кричали, старик сказал, как огненные ящерицы с дальних островов. Она стреляла из лука, убила Эблиу и Нихассу, Кигву и Талуха растерзали ее звери, Айгу схватила и унесла. Старик спрятался в старой норе цветочной крысы и дрожал там весь день, пока не решился выползти. Он нашел всех их без образа и дыхания. Кроме Айги.
Лицо расползлось в жалобной гримасе. Воды хлынувшего ливня смешался на нем со слезами.
— Поэтому он отдал тебя мне? — рявкнул Странник, пытаясь перекричать громкий плеск косых струй, бивших о плотные лепестки.
— Он думал, ты найдешь Айгу. И я тоже. Ты ведь бог. А ему ничего не нужно — сегодня он живым вошел в бутон предсмертника.
Они сидела понурясь и словно не замечала заливавших ее струй. А он понял, почему унылая музыка доносилась из деревни весь вечер, пока они нежились в цветке. Ему стало больно.
— Я не Бог, но постараюсь найти. Если она жива, — говорил он это больше себе, стоя
в середине цветка и быстро одеваясь.
Лепестки совсем уже сдвинулись, но она, казалось, не собиралась уходить. Что ж, это было не самое худшее убежище для бедной девушки из этих краев. Влага еще стекала по ее волосам и телу, но плач прекратился, и лицо было почти умиротворенно.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Бекума. Приведи Айгу, Странник. Я буду ждать, — в ее взгляде теплилась надежда.
— Прощай, Бекума.
Он перешел в другую Ветвь прямо из водяного лотоса, в котором ливень совсем смыл аромат любви.
Эпизод 9
Теперь уже гнали не его, он гнался сам — шел по следу Дикой охоты, а тот становился в Ветвях все шире. Он наслушался рассказов о Холде, Фригге, Генри-охотнике и прочих неприятных и опасных личностях. О призрачных всадниках, скачущих в обществе похищенных душ. О младенцах, унесенных вихрем лунного света, о колдовском мусоре, сыплющимся с небес и переносящим каждого, кого коснется, в неведомые, невозможные края, откуда нет возврата. Наконец, в дремучих девственных дебрях набрел на широкую поляну в туманных испарениях, страшную при занимающемся свете утра, изрытую копытами, забрызганную кровью. Запахи ночного леса подавляла приторная вонь свежепролитой крови. Трупы мужчин, женщин и детей валялись в изломанных позах. Внимательно осмотрел все, отвернувшись лишь от трупика годовалого младенца, наколотого в нескольких метрах от земли на обломанный сук древнего дуба, раскинувшего корявые ветви чуть ли ни над всей поляной. Подошел к одному из тел, проверил — оно еще было теплым. Бойня случилась не раньше полуночи. Это мало что давало — Дикая охота уже могла быть в тысяче разных Ветвей. Хотел уйти, но остановился, услышав дрожащий голос:
— Денди Дьявол, сэр. Денди обзавелся подружкой.
Парень был молод и невысок. Темные волосы, заостренные мочки ушей, густые брови, упрямо сжатый рот, сейчас искривленный страхом или ненавистью. Был он без шляпы, в потрепанном камзоле и высоких сапогах, над которыми нависали ножны короткой шпаги со стальным эфесом. Подвитые волосы некогда были собраны в хвост а-ля Катогэн, однако локоны распрямились и частично висели сосульками, а пудра превратилась в неопрятную липкую субстанцию. Кюлоты, да и вся прочая одежда, были запятнаны жирной грязью и зеленились от травы.
— Я, сударь, не местный житель, — ответил Орион, мгновенно встраиваясь в модель здешней культуры, — и обычаи ваши для меня странны и невразумительны. Кто такой, скажите на милость, сей мастер Денди? И в чем провинились эти несчастные, подвергнутые столь жестокой казни?
— Сэр, я тоже не из этих мест. Однако слова Дикая охота для меня вполне объясняют то, что ныне я вижу пред собою.
Юноша, несомненно, принадлежал к элите, что чувствовалось по строю речи. Заметно грассировал, так, что Орион даже заподозрил его в континентальном происхождении. Впрочем, сейчас обстоятельство сие было совершенно неважно.
— Неужели перед нами последствия вторжения нечистых духов в мир Божий? — Орион почел за благо недоверчиво хмыкнуть. — Позволю себе усомниться в вашей правоте, юный сэр. Что до меня, я уверен, что представшая нашим глазам ужасная картина вполне может быть объяснена злодейством разбойников, или же неоправданной жестокостью здешних законов, ибо я вижу, что все эти несчастные принадлежат к гонимому племени египетских бродяг.
Парня следовало разговорить, впрочем, сведения и так еле удерживались в нем.
— Вы, сэр, как я погляжу, порядочный вольнодумец.
Юноша, упрямо вскинув подбородок, говорил горячо и возмущенно. Теперь было заметно, что он вовсе не испуган, а разъярен. От волнения речь его становилась все более невнятной, и он все время нервно потирал ладони.
— Возможно, наши законы излишне строги по отношению к джипси, но ни один из них не предписывает столь зверской расправы над женщинами и детьми! Выслушайте же мое повествование, тогда, быть может, вы поверите в то, что силы ада способны покуситься на души и тела детей рода человеческого.
— Сударь, я весь внимание. Но, прошу вас, отойдем куда-нибудь, где не чувствуется этот мерзкий запах, и присядем. Давеча мне довелось проделать немалое путешествие.
