– Ты не имеешь понятия, что значит заботиться о ребенке. Жизнь стала другой.
После некоторой борьбы она все же согласилась взять еду навынос. В результате мы поели китайскую пищу, сидя на полу перед телевизором в гостиной Элен.
Я сделал еще одну ошибку, когда поднял тему банковских займов. Это вызвало бурную реакцию.
– Я так и не доехал до второго банка, – сообщил я.
– Почему-то меня это не удивляет, – огрызнулась Габриэль.
– Может, у тебя сохранились фотографии Алекса, которые ты могла бы мне одолжить? – спросил я.
– Зачем?
– Ну, есть вероятность, что в банке встречались с этим человеком лицом к лицу…
– С каким человеком?
– С человеком, который брал заем. Они смогут опознать Алекса по фотографии.
– Ты так глуп.
– Почему?
– Потому что мои фотографии украли!
– У тебя украли все фотографии с Алексом? – Мне было трудно усвоить эту информацию.
– Вообще-то у меня их было не слишком много.
Я взглянул на Элен. Она казалась увлеченной фильмом, но явно вслушивалась в разговор. Я надеялся, что она признается, что у нее где-то осталась парочка снимков. Я чуть прямо не спросил ее об этом. В общем, в дальнейшем я старался не задавать «трудных» вопросов.
Во время своего пребывания в Англии я также посетил Алекса Лоренса. Его было нетрудно найти; половину его адреса я запомнил, а вторую половину удалось отыскать в телефонной книге. Мне не составило труда объяснить свою поездку для Габриэль: просто сказал, что пока я в Англии, мне нужно встретиться с несколькими людьми. Она была рада отделаться от меня.
Когда Алекс меня увидел, его лицо как-то посерело, и мне даже показалось, что его сердце остановилось.
Я специально не стал звонить ему заранее. Я допускал, что найду в его квартире коллекцию сувениров, собранную маньяком-преследователем; возможно, стены комнаты будут увешаны фотографиями жертв, вырезками из газет с описанием его преступлений; ежедневник, открытый на том дне, когда он встал на путь убийств.
– Это вы, – сказал он.
– Мы можем поговорить?
Он нехотя посторонился, впуская меня.
Его квартира, устроенная со вкусом, располагалась на первом этаже викторианского особняка с террасой. Я оглядел первую комнату. Репродукция Пикассо, несколько книг, широкоэкранный телевизор, который казался слишком большим для маленькой комнаты.
– Будете что-нибудь пить? – спросил Алекс. Он вел меня по коридору в кухню. – Пиво?
– Да, – согласился я. – Спасибо.
– Чем могу вам помочь?
– Я хочу услышать ваш рассказ о жизни с Габриэль. Или с Джиной, ведь вы так ее называете.
– Что конкретно?
– Мне нужно выяснить, кто вел себя агрессивно. – Я выразился не слишком складно. – Я хочу узнать вашу точку зрения: насколько она вменяема и каково ваше собственное психическое состояние.
– Боже.
– Сразу предупреждаю: я знаю наверняка, что вы не были женаты, – сообщил я.
Я сказал это наугад. Я все равно не смог бы ничего доказать.
– Да, – признался он. – Мы не были женаты. Одна из проблем заключалась в том, что мы оба были немного ненормальными. Когда Джина ушла от меня, я буквально сошел с ума. Теперь я это понимаю. Значит, моим словам нельзя вполне доверять. Это я тоже понимаю.
Алекс был осторожен в выражениях. Он постоянно замолкал, как будто проверяя, согласен ли с тем, что сам произносит.
Он рассказывал об их совместной жизни; рассказ был коллекцией горько-сладких воспоминаний. Проведенные вместе праздники, их совместные мечты, первые памятные даты и последняя точка.
Я не знал точно, что смогу почерпнуть из всего этого. Он был убежденным лгуном, поэтому трудно было отделить правду от лжи. Я чувствовал, что столкнулся с другим Алексом. Не с тем суровым Алексом, которого я видел в последний раз – тогда он подробно перечислял все пресловутые пороки Габи; не с маньяком-преследователем или человеком, который бегал от меня; не с сомневающимся типом на пороге моего дома несколько месяцев назад; теперь он был похож на зрелого мужчину, разбирающегося в своем прошлом и желающего извлечь из него уроки. Он и меня настроил на такой лад.
Я сам не ожидал, что спрошу его:
– Так какого вы все же о ней мнения?
– Думаю, она больна, – сказал он. – Двойственность личности, пограничное расстройство, которое хорошо скрывается. Я не знаю. Она впадала в невообразимую ярость, которая возникала из ниоткуда, или проводила две недели подряд в походах по магазинам, или мы должны были все бросить и немедленно ехать в отпуск. Была ли она просто взбалмошной или с ней не все в порядке? При пограничном расстройстве во многих случаях больные хорошо приспосабливаются к обстоятельствам и кажутся почти нормальными.
– У вас есть какие-нибудь доказательства того, что она склонна к насилию?
– Думаю, она бы могла кого-нибудь убить. Я искренне так считаю.
– Тогда почему вы пытались ее вернуть?
– Я был влюблен. Такое редко случается. Когда она ушла, я превратился в развалину. Я бы с радостью солгал, обманул и устроил ловушку, чтобы ее вернуть. Но теперь моя жизнь налаживается. Психологически я освободился. Я чувствую, что после большого перерыва снова стал самим собой.
– Вы упоминали о другом мужчине, которого она обобрала до нитки, – напомнил я. – Вы это придумали?
– Нет, не придумал. Когда я узнал его историю, с моих глаз как будто спала пелена, и я разглядел то, что она собой представляет. Я считаю, что тогда началось мое выздоровление.
Я возразил:
– Беда в том, что вы разбрасываетесь заявлениями типа «она может убить», но не приводите доказательств; ничего из того, что убедило бы беспристрастного слушателя.
Он посмотрел на меня с жалостью:
– Одного из своих бывших женихов она обманула, притворившись, что больна раком и нуждается в химиотерапии. Она хранила свои волосы в конверте, показывала их окружающим и утверждала, что они у нее выпали. Она ужасна. Охотится на слабых мужчин; похоже, она их чует. Знаю, глядя на нее, этого не скажешь. Наверное, это синдром привлечения внимания. Черт, понимаете, нужно действительно быть больной, чтобы так притворяться.
– Это уже не первый диагноз, который вы назвали, – сказал я.
– Я не психиатр. На каком-то этапе я много читал и нашел один диагноз, который подходит по признакам. Это проблема самоидентификации. Такие люди неуютно себя чувствуют в своей личности, поэтому постоянно прикидываются кем-то еще. Они увлеченно занимаются карьерой, или с головой уходят в материнство, или еще что-то. Это основа заболевания, но в реальной жизни к этому прибавляются бесконтрольные вспышки гнева, больные часто пьют запоем или принимают наркотики.
Интуиция подсказывала мне, что он придумал синдром, чтобы объяснить им все факты. Я изменил тактику.
– Вы считаете себя слабым человеком? – спросил я.
– Я был просто без ума от нее. Это делало меня очень слабым.
– Когда вы говорили о том, как Габриэль проделала этот фокус с химиотерапией, вы имели в виду парня по имени Уильям, о котором упоминали прежде?
– Нет, это было с другим.
Алекс встал и вышел из комнаты. Вернулся с чем-то похожим на бухгалтерскую книгу, которая на деле
